Но это лишь ухудшило ситуацию.
Вплетая пальцы в копну волос, я отхожу к окну и даю себе время, чтобы восстановить сбившееся дыхание и успокоить глупое сердце, которое сейчас работает в гиперактивном режиме.
— Зачем ты это сделал? — слабым голосом шепчу я, разглядывая падающие снежинки за окном.
К вечеру погода стала спокойней, жаль, что мое внутреннее состояние полностью противоположное этим размеренно падающим крупицам.
Тишина в ответ вынуждает меня отвернуться от окна, чтобы посмотреть на Тимура.
Все это время он стоял на том же месте. Замер, как хищник перед прыжком. И его голодные глаза откровенно обещают разложить меня на новогоднем столе вместо блюда.
Прочищаю горло.
— Зачем ты поцеловал меня? — произношу как можно увереннее, немного злясь на себя за то, что позволяю ему так смотреть на меня.
— Не сердись, я лишь сделал то, в чем ты нуждалась даже больше меня.
Тимур неотрывно смотрит мне прямо в глаза, и сейчас я как никогда благодарна его самоуверенности. Это то, что мне нужно, чтобы собрать остатки своей брони.
— Не нужно оправдывать свое кобелиное либидо, — огрызаюсь я. — Порой мне кажется, тебе вообще все равно, куда вставлять свой… удлинитель.
Белов кривит губы в ухмылке, а потом делает шаг ко мне.
— Поверь, моему удлинителю нравится далеко не каждая розетка. — Еще один шаг ко мне. — Я думаю, Саша, мне стоит сделать тебе одолжение и хорошенько оттрахать. Может, тогда ты перестанешь кусаться. Глядишь, и подобреешь. Когда ты вообще в последний раз кончала?
За секунду я вспыхиваю таким жаром, что, кажется, у меня горят даже волосы.
— Ты животное, — шиплю я, — с повадками неандертальца.
Тимур приближается ко мне, и я угрожающе тычу в него пальцем.
— Не смей…
Я успеваю увернуться в последний момент, но этот придурок ловит меня за пояс халата и дергает так, что полы распахиваются, а я оказываюсь притянута к его проклятом твердому телу.
— Ты обломала мне секс. Так что не советую тыкать палкой в голодного медведя.
Я вздергиваю подбородок.
— Этот медведь сам кого хочешь затыкает своей палкой.
Белов растягивает губы в широкой улыбке.
— Мне очень приятно, что ты уделяешь моему члену столько внимания.
Я возмущенно распахиваю рот.
— Да пошел ты! — Дергаюсь, но проклинаю все на свете, когда мои чувствительные соски трутся о его рельефное тело. — Иди лучше дочку уложи, ненормальный. Или тебе одного раза опозориться перед ней было мало?
— По-моему, она нас благословила.
Он играет бровями, а у меня на его наглость вырывается только: