Сужаю глаза и подхожу к массивному столу из темного дерева, опираясь бедрами на него.
— Да, у меня вопросы, Алиса, — мой голос хрипит от злобы.
Скрещиваю руки на груди. Алиса так и не поднимает глаза. Перебирает ткань платья. Скукоживается. Такая хрупкая, обманчиво невинная, и такая наглая, дрянная. Сильнее сдавливаю руками предплечья, иначе боюсь, что сожму их на ее шее. Мотаю головой. Без глупостей!
Подхожу к Алисе плотную, смотрю на нее сверху вниз. Жду. Она наконец поднимает взгляд, наполненный страхом. Усмехаюсь и огибаю ее. Дохожу до двери и щелкаю замком.
— Итак, Алиса, как давно ты работаешь на Соколовского? — прижимаюсь спиной к деревянной поверхности.
Ее реакция бесподобна. Резко вздыхает, смотрит на меня, бегает глазами по моему лицу, обхватывает себя руками и наконец пятится назад.
— Что вы такое говорите? — голос дрожит, глаза блестят.
Чувствую себя хищником, загоняющим добычу в ловушку.
— Давай я тебе кое-что расскажу, моя милая девочка, чтобы исключить ненужные оправдания, — намеренно растягиваю слова, смотрю в упор. — У меня есть видео, как в понедельник ты фотографировала отчеты по тендерам, а затем встречалась с Соколовским.
Алиса сжимается еще больше, делает несколько шагов назад, подальше от меня. Только здесь бежать некуда. Мне нравятся ее метания. Такая беззащитная, испуганная. И совершенно не похоже, чтобы она играла. Кажется, эмоции настоящие. Но такие гнилые люди — хорошие актеры. Их задача — не попасться. Вот и она занимается именно этим.
— Послушайте, — наконец лопочет она и выставляет перед собой руки, словно я на нее сейчас нападу. — Все совершенно не так, как выглядит.
Алиса облизывает нижнюю губу, а я не могу оторваться от ее юркого язычка. Сглатываю.
— Правда? — усмехаюсь и отталкиваюсь от двери. — А как? Расскажи мне, — мой голос низкий и обманчиво вкрадчивый.
— Я… — Алиса всхлипывает. — Все сложно, — закрывает лицо руками, затем зарывается пальцами в волосы.
Ловлю себя на мысли, что хочу повторить ее движения своими руками. Злюсь на себя. Чувствую, как брови съезжают к переносице, и губы сжимаются в линию. Алиса вздрагивает. Закусывает полную губу и всхлипывает. Видимо, вид у меня грозный.
— У тебя есть пять минут, чтобы описать ситуацию, — подхожу к ней вплотную и встряхиваю за плечи. Ее слезы мне здесь не нужны. — Иначе дальше с тобой будут общаться полицейские.
Алиса молчит. Снова смотрит в пол, сцепляет руки в замок и не говорит ни слова. Меня начинает подбешивать это все. Сама ситуация конченная. Так еще и это дрянь ведет себя как девственница перед насильником.
— Я могу описать тебе перспективы на будущее, — опускаю руки и чуть отхожу, давая ей пространство. — Думаю, это будет квалифицироваться как кража. А она карается лишением свободы до десяти лет. Юристы у меня хорошие. Как думаешь, сколько тебе дадут?
Наклоняюсь к девчонке, но она упрямая как баран. Стоит, смотрит в сторону, губы поджала, руками вцепилась в свои плечи. Хотя вижу, что вот-вот расплачется. Но молчит. Такая преданная? Это достойно уважения. Будь она моя, ценил бы ее безмерно. Но она Соколовского!
— Ладно, — киваю и выпрямляюсь. — Молчишь, дело твое. Посмотрим, как тебя в тюрьме разговорят.
Подхожу к столу и поднимаю трубку. Набираю три цифры и ставлю на громкую связь. Спустя пару гудков строгий женский голос раздается в кабинете:
— Полиция, чем могу помочь?
Смотрю в упор на Алису. Та краснеет, сильнее закусывает губу, мнется с ноги на ногу. Но молчит. Качаю головой.
— Добрый вечер, девушка, — мягким голосом начинаю я. — Тут такое дело…
— Я все расскажу, — тихо, словно далекое эхо, доносится до меня.
Если бы не смотрел на Алису, не услышал бы этих слов. Моргаю.