Чтобы заполнить тишину, она рассказала несколько забавных историй из своей жизни, пока он потягивал вино. Постепенно его плечи расслабились, и искра интереса заменила настороженность в его глазах. Во время одной особенно безумной истории о том, как пьяный Мейсон Статтер чуть не сбил Лейни своей машиной, Эштон фыркнул.
Она с любопытством наклонила голову:
— Что?
— Ничего.
— Ты разочарован, что он промахнулся? — пошутила она.
— Нет, просто…, — Эш оборвал себя, и настороженность вернулась. Лейни чуть не застонала. Это одна из причин, почему у нее так мало друзей. Никому не нравилось общаться с папарацци, даже другие папарацци обычно держались особняком, боясь, что кто-то другой проболтается об их истории. Такая жизнь очень одинока, и хотя Лейни привыкла к ней, у нее не возникало желания провести следующие сколько угодно дней за односторонними, вялыми разговорами. Поэтому она улыбалась и изо всех сил старалась выглядеть честной и надежной.
— Послушай, Скотт, я не работаю, а значит, все, что ты скажешь, не подлежит огласке.
Он скептически посмотрел на нее.
— И почему я должен тебе доверять?
Она положила руку на сердце, и ее улыбка растянулась в ухмылку.
— Я могу дать тебе слово испанки.
Уголок его рта дернулся, и он безупречно произнес следующую фразу.
— Не годится, я знаю слишком много испанцев.
Ухмылка Лейни померкла.
— Клянусь душой моей матери, Габриэллы Ортега, ничто из того, что ты скажешь мне в этих стенах не попадет в таблоиды, — мягко сказала она.
Эш долго смотрел на нее, а затем медленно кивнул.
— Хорошо.
И некоторое время все складывалось нормально. Лейни рассказывала свои истории о звездах, а он отвечал своими байками о той или иной знаменитости. Он провел в Голливуде достаточно времени, чтобы поработать с большинством из них и услышать истории о других.
— Ты не такая, как я думал, — тихо признался Эштон, нарушая молчание, в которое они погрузились. Огонь догорал так, что тени тянулись к ним холодными пальцами. Лейни вздрогнула.
— Что? Меньше клыков? Рога не заметны? — спросила она негромко, перекатывая ножку бокала между пальцами и наблюдая, как красная жидкость ловит последние отблески пламени.
— Это, конечно, неожиданно, но я не о том, — смутился он, и Лейни кивнула в знак понимания.
— Да, ты тоже не такой, как я ожидала.
— Еще красивее? Очаровательней?
Лейни рассмеялась. Она много смеялась, когда он начал открываться. Такого она никак не ожидала: что Эштон Скотт на самом деле веселый или что его чувство юмора ближе к язвительности. В интервью он всегда производил впечатление милого, приветливого парня.
— В близи ты, безусловно, потрясающий, но у меня отличная камера, так что я уже знала это. И учитывая, что ты хлопнул дверью перед моим носом, я не думаю, что причина в твоем обаянии. — Она пожала плечами. — Как ты и сказал, просто другой.
— Ты считаешь меня потрясающим? — спросил Эштон, его смеющиеся голубые глаза блестели от удовольствия.
— Вот оно, эго, которого я ожидала. Ты прекрасно знаешь, что великолепен. Весь мир знает, что ты потрясающий. Возможно, у кого-то в доме есть святилище, посвященное твоей красоте, с обрезками твоих волос и старыми кусочками жвачки, которые ты выплюнул.
Он мрачно кивнул.
— Карен Саладарис. Она живет в Шайенне, штат Вайоминг. Она прислала фотографии. У меня есть судебный запрет.
Лейни скорчила гримасу.
— Ну, это правда пугает, но видишь? То, что я фотографирую тебя, вряд ли что-то значит рядом с чем-то подобным.
— Ты сфотографировала меня голым. Это о многом говорит. — Слова прозвучали резко, и Лейни вздрогнула, размышляя, стоит ли говорить ему правду. Она не думала, что Эш бросит ее на произвол судьбы, если вдруг узнает, что она солгала… но точно не знала. Он мог быть другим, чем она ожидала, но Эштон Скотт все еще оставался знаменитостью и мог бы с тем же успехом сойти за инопланетянина, учитывая сколько у них общего. Она решила рассказать ему немного правды, хотя бы потому, что сегодня ей хотелось выспаться, а совесть не давала покоя.