Вик нахмурилась, вспоминая – газеты в Аквилите ей было некогда читать, а громкое убийство было совершено как раз перед отъездом из Олфинбурга:
– Это та лера, которая погибла в результате черного ритуала? – Что-то там было, связанное с рунами вокруг найденного тела. Или руны были вырезаны на теле?
– Да, нера. – подтвердил Джон.
– Ясно, спасибо. По Аквилите ничего?
Джон улыбнулся:
– По Аквилите вы быстрее всех узнаете новости.
– И то верно. Я завтракать… И спасибо, Джон.
Он уже в спину ей сказал:
– Адамс уже нагнал давление в паромобиле – выезжать можно хоть сейчас.
Вик снова поблагодарила его и влетела на кухню. Времени есть за столом не было – она залпом выпила чашку чая и, собрав из незатейливой яичницы и колбасы огромный сэндвич, помчалась в гараж – поесть можно и на ходу, а вот пробки на узких улочках Аквилиты никто не отменял. Как все проще было в Олфинбурге… Там до участка было пять минут пешком… Только в Олфинбург ей уже не вернуться. Хорошо еще, что её вещи обещал переслать Чарльз. Он же разберется со всеми незаконченными Вик делами.
***
В участок, точнее в зал, где уже выстроились в две шеренги констебли, Вик влетела за две минуты до шести утра – пробки в Аквилите ужасны. Паромобиль простоял почти десять минут на переезде, пропуская грузовой поезд, везший на открытых платформах что-то затянутое в брезент, только длинные дула пушек никак не спрячешь, да и контуры бронеходов вполне узнаваемы. Вик с трудом напомнила себе – её это не касается, пока Дрейк дружит с ней. И пока Брок терпит её. Хотя Эван уверен – это коснется их всех.
В зале было душно – паровые баки под окнами пылали от жара. Воняло куревом, чуть-чуть кожаной портупеей, ваксой и мужчинами – слишком приторно водой после бритья, немного кисло потом и горько мылом дивизионной душевой – некоторые констебли брали ночные дежурства и сейчас сверкали красными от недосыпа глазами и мокрыми головами. Вик вспомнила слова Брока – тут жуткая текучка и недостаток кадров, хотя теперь участок укомплектовали бывшими особистами. Она поразилась количеству магов среди констеблей – непривычно много, хоть большинство и слабосилки, не выше рангов ученика или подмастерья. На стенах залы была куча новеньких плакатов, знакомых еще по Олфинбургу: про честь, страну и короля. Огромный портрет короля висел строго по центру – в Тальме без этого никак. Лер-мэра такой чести не удостаивали.
Сержант Одли, больше вроде некому тут носить сержантские нашивки, уже ходил вдоль строя констеблей, замерших со шлемами на согнутых локтях. Одли был по виду чуть старше Эвана, так же подтянут и серьезен. Короткий ершик светлых волос, загорелое лицо, чуть плебейский, картошкой, нос, впечатляющий размах плеч. Характер его уже описал Брок, знать бы еще, настолько точно.
– Сееееерж, ну почему нам запретили пилотки? – со стоном спросил какой-то брюнет – у сержа Кирка это молодой парень, на чьих широких плечах трещал по швам мундир, сразу бы попал в разряд смертников за глупые вопросы. Одли оказался другим – он вполне спокойно ответил:
– Из-за заботы о твоем здоровье.
Брюнет выкатил грудь колесом:
– Я здоров, как бык!
– А будешь еще здоровее, когда шлем приглушит удар по твоей голове.
Стоявший рядом с несостоявшимся смертником констебль возмутился:
– Не отобрали бы наши питбули – хрен кто подобрался бы к голове и прочему нашему ливеру, серж.
Весь строй забухтел, словно находился на одной ступеньке по званию с сержем: