Не могу оторвать взгляд от ее выпирающих доек и думаю о мужчинах, которые выстраиваются в очередь, чтобы пососать ее соски, словно телята, бегущие за своими мамашами. Внезапно я злюсь, но понятия не имею почему.
— Ты просто ходила по округе, позволяя людям пробовать, когда они захотят?
Я вцепился в край стула, чтобы не потянуться к ее мягкой плоти.
— Нет, дядя Эймос. Я кормила детей, только когда другим мамочкам нужна была помощь.
Она подходит ближе и подставляет мне свои сиськи, которые, должно быть, очень тяжелые и болят.
— Я не взяла с собой ничего, чтобы откачать молоко, поэтому прошло несколько дней, и они очень полные.
Мой член тверд, как сталь кувалды, и все, чего я хочу, это просунуть его между этих толстых сисек. Я хочу трахать ее дойки, пока не обкончаюсь, а потом я хочу, чтобы она отсосала мне. Одна мысль о том, как она будет пить мою сперму, пока течет для меня, заставляют меня теребить переднюю часть комбинезона.
— И что ты хочешь, чтобы я сделал?
Мне приходится сглатывать слюну, скапливающуюся во рту от потребности отведать ее сладких сливок. Черт, она едва достигла совершеннолетия, а уже созрела, как телушка по весне.
— Подумала, что ты бы мог отпить немного молока вместе с кусочком яблочного пирога.
Тут же крошечная капелька молока стекает на ее пальцы, а я чуть не кончаю в штаны.
— Это неправильно?
Она собирается одернуть ткань своего платья, чтобы прикрыться, но я осторожно беру ее за запястье и качаю головой.
— Нет, ягненочек, это прекрасно. Иди сюда и дай мне отпить глоточек.
Я притягиваю Фэйт ближе, чтобы она оказалась стоящей у меня меж ног, а затем кладу руки ей на спину, чтобы она не могла вырваться. Ее сиськи оказываются прямо у моего лица, и я наклоняюсь вперед и проникаю в ложбинку между ними. От нее пахнет свежим молоком и чистым бельем, и я блаженно закрываю глаза. Мой рот приникает к ее влажному соску, словно я новорожденный, и инстинкт берет верх. Мои губы раскрываются над ее соском, я прижимаюсь к нему, а пальцами впиваюсь ей в спину.
Как только втягиваю сосок Фэйт, чувствую сладость, и повторяю это снова, во второй раз быстрее. Я набираю полный рот молока и тяжело сглатываю, прежде чем повторить. Оно стекает по моему подбородку, когда я делаю еще один полный глоток, но это не останавливает меня. Я не сбавляю темп.
— Это намного лучше, чем когда это делают младенцы, — говорит Фэйт и проводит пальцами по моим волосам, пока я продолжаю наслаждаться вкусом ее молока.
— Спасибо, дядя Эймос.
Я пью жадно, пока почти ничего не остается, а потом глажу ее соски, размазывая остатки молока по своему лицу. У нее тугие, словно маленькие камешки соски, и все же она ощущается такой мягкой против моей шершавой кожи.
— Спасибо тебе, ягненочек, — говорю я, вытирая подбородок тыльной стороной ладони и откидываясь на стуле. Ее сиськи выглядят такими же большими и кремовыми, как и раньше, но, возможно, не такими набухшими.
— Дядя Эймос, почему здесь покалывает? — Я смотрю вниз и вижу, что она сжимает свои бедра вместе, а ее руки запутались в передней части платья. — Раньше такого не было, когда молоко пили дети.
Господи, помоги мне, ей нужно, чтобы ее вылизали прямо сейчас, а я жажду сделать это для нее. Девственная киска, подслащенная молоком? Она как будто создана для меня.
— Это потому, что ты не давала им пить оттуда.
Я проникаю под ее платье и берусь за ее киску. Фэйт задыхается, а потом кивает.
— Да, ты должна позволить мне сделать это для тебя. Я сделаю тебе хорошо, — говорю я, покачиваясь на стуле и чувствуя, как твердеет мой член.
— А тебе можно это делать?
— О да, теперь, когда ты принадлежишь мне, я могу заботиться о тебе.
— Хорошо, пока все в порядке.
Она улыбается.