ЕГО слова спокойные, взвешенные, уверенные.
— То есть ты заставишь меня выйти за тебя?
Кивает. Дает понять, что не намерен играть и казаться лучше, чем он есть на самом деле.
— У любого человека есть ниточки, потяни за которые и сделает все. Я могу сделать тебе очень больно, Юлия, при этом не прикоснувшись. Я знаю все о твоей семье. Кто где работает, куда ходит, мне не составит труда манипулировать тобою через боль других.
— Подонок! — вырывается со всхлипом, и я протираю слезы с щек дрожащей рукой, разворачиваюсь, пытаюсь выбраться из машины.
Понимаю, что это невозможно, замки заблокированы, но я продолжаю биться, как рыба об лед.
Рывок и меня разворачивают. Фиксирует меня Юсупов. Заставляет ему в глаза смотреть.
— Отпусти меня, мерзавец! Ненавижу тебя! Чудовище!
Рыдания вылетают из горла. И я бы хотела быть сильной, но не могу. Этот человек лишает возможности сопротивляться, когда слегка ласкает пальцем мою щеку и говорит четко:
— Не заставляй меня быть им по отношению к тебе. Выбора у тебя нет. Ты станешь моей женой. Ты все равно согласишься на все мои требования. Просто мы можем прийти к компромиссу с легкостью. Сейчас. Или пойдем по более тяжелому пути. Где я буду ломать и подчинять через душевную боль. Тебе есть что терять. Юля. Есть за кого переживать...
Глава 10.
Игнат Юсупов.
Слушаю завещание и чувствую, как у меня кровь в жилах вскипает. Поверить не могу, что то, что я слышу — это не происки моих конкурентов, не подковерные игры, этот нож в мою спину воткнул собственный дед.
Удар откуда не ждал.
Отголосок этого удара я получил намного раньше, когда адвокат сказал, что у завещания есть условие — Юлия Михайловна Беляева.
Она является гарантом для того, чтобы воля моего деда была оглашена.
Что я тогда подумал? Что почувствовал?
Не знаю.
Поначалу, вероятнее всего, шок и неверие. Я был привязан к деду. Альберт Генрихович заменил мне отца, он был тем человеком, которого я запомнил в ту роковую ночь, когда мой мир рухнул, когда я лежал в больнице под капельницами и чувствовал, как боль сковывает каждый нерв, каждую мышцу.
Я был совсем пацаном, но я запомнил все. Все то, что произошло с моей семьей. Кадры трагедии до сих пор приходят ко мне во сне, ия просыпаюсь с ревом, потому что больно... До сих пор больно видеть. чувствовать... знать.. что самых близких людей больше нет.
Глаза матери... я их вижу до сих пор так отчетливо и ярко.
Трагедия отняла у меня все. И даже больше. В тот день я замолчал.
Были психологи, было лечение в дорогостоящих клиниках, я был прикован к инвалидному креслу.
Маленький мальчик, ставший простой оболочкой.
Со стеклянным взглядом, который был направлен в стену...
И всегда... рядом со мной был дедушка.
Он вытаскивал меня. Он боролся за меня. Он спорил с лучшими психиатрами, которые говорили, что маленький мальчик с изломанными телом и душой никогда не встанет на ноги и не заговорит.
Но Альберт Бахтияров был всегда борцом. Резким человеком. Жестким. Решительным.
Эти качества — они словно клеймо моей семьи, которые унаследовал и я.
Он всегда говорил мне:
— Не вздумай сдаваться, Игнат. Ты все что у меня осталось.
В самые тяжелые дни, когда мое тело мучили фантомные боли, именно дед был тем якорем, за который я держался тонкими пальцами ребенка.
Я был в черной беспросветной яме, из которой не хотел выбираться...
А потом… потом у Альберта Генриховича случился инфаркт. Дед стоял рядом со мной, а в следующую секунду упал.. и я.. маленький ребенок на инвалидной коляске, понял, что опять лишаюсь самого близкого человека и я…
Я заорал.
Впервые за годы у меня появился голос... Более того, я не понял, как вскочил с коляски и кричал, подобно раненому зверю, выкрикивая всю боль от потери родителей и испугавшись, что я могу потерять и деда.