— Ты и есть все прекрасное в моей жизни, как ты не понимаешь…
— Возможно, это так. Я самое прекрасное, но прекрасного не достаточно, чтобы жить. Есть еще необходимое. Все то, о чем ты мечтаешь, это лишь мечты, которые разбиваются о суровую реальность. Ты не сможешь без того, чем занимался всю жизнь, тебе будет скучно, потом невыносимо и пустоту, которая образуется в тебе, я заполнить не смогу, ничто не сможет.
— Марина, все совсем не так.
— Именно так. Ты знаешь, как я отношусь ко всем деньгам и богатствам, а я знаю, как к этому относишься ты. Никто из нас не ошибается, просто мы смотрим на эти вещи иначе. В этом нет ничего плохого, пока кто-то не решит ради другого взять и в корни изменить свои взгляды, пойти на бессмысленные жертвы.
— Почему жертвы? — Роман не замечал, как поднялся его голос. — Быть с человеком, которого любишь — это жертва? Скажи мне, разве это может быть жертвой? Все остальное не имеет значения, о чем мы вообще говорим!
— Рома, ты просто хочешь, чтобы все было просто и легко, но это невозможно, и ты сам это знаешь, — Марина все еще говорила спокойно, хоть и немного эмоциональней.
— Нет, это не так. На счет этого я никогда с тобой не соглашусь. Ты просто не хочешь, тебе устраивает жить так, поэтому, Марина, ты и говоришь мне все эти вещи.
— Будет лучше, если мы оставим все на своих местах. Для всех будет лучше.
Все сомнения и тревоги Романа сложились в приступ гнева, который закрыл его глаза в тот момент. Роман забыл, о чем и с кем говорил, он был зол на все подряд, потому что его планы в сотый раз рушились у него на глазах.
— Лучше? Ты серьезно? Откуда тебе знать, что будет лучше? Ты думаешь, что знаешь все на свете? — его голос все поднимался. — Ты говоришь о том, что будет лучше для тебя, только для тебя одной, потому что ты не хочешь того, что я тебе предлагаю. Для всех будет лучше! Как бы не так. Очередные красивые слова, просто слова! Я знаю, что было бы лучше для меня! Это быть с тобой, всегда. Скажи напрямую, что это «всегда» тебя не устраивает, зачем все сложности?
Роман дышал в три раза чаще, чем обычно, он был готов разбить стену кулаком или кулак свой в кровавое месиво. А Марина все стояла у окошка и смотрела на него непреклонно, она даже сейчас оставалась спокойной.
— Я, пожалуй, пойду подышу свежим воздухом, — рявкнул Роман и, схватив пиджак с дивана, двинулся к двери.
На улице в темноте вечера было куда комфортнее, чем с ней при свете. Вот шум машин, которые спешат по своим незначительным делам, вот аромат вечера, холодный и недосягаемый. Роман шел по улицам, наполненных искусственными фонарными солнцами, с надеждой скрыться в более темных переулках. Ему не хотелось ровным счетом ничего. Внутри все перекрутилось тысячу раз, и не было уже ни злости, ни тревог, только чувство абсурда.
Когда Роман так уходил, он никогда не возвращался. Он не был от природы спокойным человеком, возможно, в нем было хорошо развито терпение, даже скорее не развито, а натренировано. Только вот если терпение заканчивалось, вся его своенравная и вспыльчивая натура выбиралась наружу. Раньше, когда что-то шло не по его плану, а так с женщинами бывает довольно часто, Роман просто уходил, как сейчас. Вернуться — значит поддаться, проиграть в противоборстве двух мнений, двух разумов, двух сердец. Роману было легче оставлять все, как есть, он уходил и даже маленькой идеи вернуться у него еще ни разу не возникло.
Он нашел себе темные улочки, и шел, не разбирая дороги. Их разговор не прокручивался в голове, не было уже никакой обиды, просто чувство непонимания, настолько непреодолимого, что лучше бы взять и остаться здесь, не изменять принципам и забыть, как прийти к ней вновь. Только этот случай был не обычным, все было совершенно иначе.