Я киваю Итану, и мы спускаемся вниз, остро ощущая, как наши матери наблюдают за нами, без сомнения, готовые начать обсуждать нас, как только мы выйдем из комнаты.
В подвале, по крайней мере, тихо, и вне толпы у меня наконец получается перевести дух.
— Где они могут быть? — спрашиваю я, останавливаясь рядом с Итаном у подножия лестницы.
— Я думаю вон там. — Он подходит к высокой полке в углу, подтаскивает стул и забирается на него. — Да, вот они. На верхней полке.
— Знаешь, — говорю я ему, — не уверена, что действительно подхожу на роль помощника.
— Это не совсем то, что хочешь услышать, когда уже балансируешь на стуле.
— Я просто хочу сказать, что ты знаешь, какие у меня ужасные рефлексы.
— Еще бы, — соглашается он, посмеиваясь, пока возится с коробками. — Помнишь, как мы играли во фрисби в парке, когда были в восьмом классе?
— Ты имеешь ввиду день, когда я чуть не сломала себе нос?
— Да, именно его, — фыркает он, а затем качает головой. — Извини, я не должен смеяться.
— Почему нет? Это было забавно.
— Я думал твоя мама меня убьет.
— Я тоже, — говорю я, не в силах сдержать улыбку. — Тебе повезло, что ты был таким чертовски милым.
Он бросает на меня взгляд, слезая со стула с коробкой в руке.
— Правда? Ты так думаешь?
Я закатываю глаза и игриво шлепаю его по руке.
— Ой да ладно, ты же знаешь, что таким и был. — После небольшой паузы я бормочу, — И все еще остаешься.
Итан улыбается мне своей широкой, мальчишеской улыбкой, которая никогда не перестанет быть очаровательной, и моя оборона начинает рушится. Все дело в этой чертовой улыбке.
Я вдруг осознаю, насколько близко он стоит ко мне, и Итан, похоже, тоже это осознает. Он перехватывает коробку другой рукой и кладет ее на стул, а затем придвигается еще ближе, его рука нежно касается моего предплечья.
По всему телу пробегают мурашки. Теплый комок непозволительного удовольствия закручивается внизу живота. И когда его губы касаются моих уже во второй раз, я чувствую, что могла бы раствориться в нем, отдать ему все, сказать ему все, что он хочет услышать, лишь бы удержать его здесь, рядом, еще на несколько мгновений.
Я кладу руки ему на шею, мой рот приоткрывается, приветствуя его. Итан, кажется, почти безумным, когда его поцелуи усиливаются, он увлечен ими так же, как и я, как будто наше время утекает.
Истосковавшись, я не останавливаю, когда его вторая рука обхватывает мою талию, притягивая вплотную к себе, в то время как мои собственные пальцы запутываются в его волосах, отчаянно желая, чтобы он был ближе.
Я хочу, чтобы он целовал меня вечно.
Хочу забыть все причины, которые привели нас туда, где мы сейчас.
Прошло так много времени с тех пор, как я обнимала его вот так, с тех пор как мы были так близки. Я и забыла, как сильно он действует на меня.
Моя кожа практически пылает, когда руки Итана начинают блуждать по моему телу, проникая под свитер и лаская обнаженную кожу живота, вызывая у меня стон.
— Холли, — шепчет он мне в шею, вжимаясь в мои бедра.
Звук моего имени наконец вытягивает меня из блаженного тумана. Нет. Нет. Я еще не готова. Я хочу насладиться последним кусочком рая. Не думать обо всех причинах, по которым нам с Итаном не стоит целоваться.
Слишком поздно. Между нами уже вырастает стена.
Каким-то образом я нахожу в себе силы положить руки ему на грудь и отстраниться, несмотря на внутренний голос, умоляющий меня продолжать.
— Остановись, — шепчу я, прерывисто дыша. — Мы не можем этого делать.
— Нет, можем.
В подтверждение своих слов он притягивает меня к себе для еще одного поцелуя, который кажется таким же правильным, как и первый, но это не значит, что я могу позволить ему продолжаться. Понимая, что должна остановить это восхитительное, всепоглощающее безумие — даже если это последнее, чего я хочу — я отстраняюсь от его губ.
Наши взгляды встречаются. Тишина окутывает нас. После длительного молчания Итан опускает руки и позволяет мне отстраниться, его глаза все еще всматриваются в мои.
— Чего ты боишься?
— Мы разводимся, Итан. — Моя голова кружится от вопросов, эмоции не стабильны. Я не хочу думать прямо сейчас. Я не хочу никаких серьезных разговоров. Не хочу продолжать вспоминать, как мы вообще оказались в этой ситуации. — Секс не исправит то, что сломано.
— Ты все еще любишь меня. Я все еще люблю тебя.
Мое тело покалывает от желания, которому я абсолютно точно не должна следовать. Это было бы самым глупым поступком, совершенным за этот год. Если не считать беременность от моего будущего бывшего мужа.