И я порадовалась своему шерстяному платью, не хватало снова свалиться в постель с горячкой.
— Жизнь твоя и смерть твоя, да будет так по воле Бога. Ты не один и мы не одиноки, память наша, да вечна будет, — начал раскачиваться жрец в ритуале освобождения духа от тела, — прах твой, да упокоится, дух твой, да освободится. Добро ли, зло ли, ничто перед равновесием, мы поможем тебе, а ты поможешь нам. Да будет мой Бог свидетелем, я дарую тебе покой и волю. Пусть земное пристанище тебя больше не держит. Я все сказал.
Пока он говорил свою отпевную, лорд и Тори распрягли жеребца и отвели его в сторону. А жрец, внезапно заговоривший очень громким и будто трубным голосом, показался мне выше и больше, чем был до того.
— Будь свободен, будь милостив, будь отрешён, соединись с Богом в его доме. Он ждёт тебя, а тело тебе больше не нужно, прощайся! И прощай!
С этими словами жрец одной рукой толкнул телегу и та, будто пёрышко, покатилась к обрыву и чуть задержавшись на краю, буквально на доли секунды, а после с грохотом ринулась вниз, на скалы, разбиваясь по дороге.
Я сделала движение к обрыву, желая посмотреть, что же случилось с телом, но сильная рука лорда удержала меня.
— Не надо, он уже свободен, там не Гаяз, так лучше для всех.
Я взглянула на Адвина, запавшие глаза и враз схуднувшее лицо говорили о переживаниях, гораздо более сильных, чем лорд показывал на людях. Ему был дорог его старый дворецкий.
Он заметил мой изучающий взгляд и ответил на незаданный вслух вопрос:
— Он был мне и нянькой, и старшим братом, и отцом, и дедом. А теперь его нет, я остался один.
— А как же ваш брат, лорд Цервин? — я рискнула спросить очевидное.
Адвин не ответил, лишь поджал губы и взял коня, которого подвёл ему Тори, за уздцы.
— Поехали со мной, тарга Туайя, — позвал меня лорд, когда я уже подошла к женщинам, которые были готовы идти обратно.
— Будет ли это уместно, милорд? — на самом деле я боялась, что не смогу залезть на лошадь.
Тори и горничные с жрецом наблюдали в сторонке за нашим диалогом.
— Не дурите, холодает, я помогу вам сесть в седло, — раздраженно сказал лорд, — не приемлю отказа.
Он подошёл ко мне и довольно легко закинул на коня, как и обещал, а сам сел позади меня, вынужденно обнимая меня своим торсом и руками, держащими поводья.
Лиска и Зара проводили нас изумленными глазами, ещё бы: лорд, везущий свою экономку, годящуюся ему в бабушки, такое не каждый день увидишь.
Тори и жрец были отрешены, каждый по своей причине, подросток ушёл в себя, как обычно, а жреца снова перестало волновать все, не связанное с его основными обязанностями.
Лорд направил легкой рысью своего жеребца и я, оглянувшись, видела, как удаляются от нас фигуры слуг.
— И почему я не догадался поехать сюда в карете? Сейчас бы вы ехали в комфорте, — проговорил негромко лорд, почти мне на ухо.
— Вы, верно, забыли, что обряд приемлет лишь личное участие и легкое бичевание, чтобы дух видел, что о нем печалятся. Трудно скорбеть в карете, не находите? — я позволила себе легко усмехнуться.
— Что вы, скорбеть можно, даже в разгар праздника, важно не место, а чувства.
— Стоит ли портить праздник своей скорбью? — и чего я уцепилась за его фразу?
Лорд помолчал, прежде чем спросить меня, сменив тему:
— Часто ли вы гуляете по саду, тарга Туайя?
— Почему вы спрашиваете? — я поморщилась, на этот раз мой «переводчик» вместо обычного писка каркнул как ворона.
— Нет, — внезапно рассмеялся Адвин, — мы так далеко не уйдём. Так много вопросов и ни одного ответа.