— Настенька, — хрипло сказала Алиса.
— Вот-вот, ну чисто та Настенька.
Он смотрел на пациентку, пытаясь понять, насколько тут всё серьёзно с психикой.
Худенькая, бледная, кожа белая, почти прозрачная. Огромные голубые глаза, немного веснушек на аккуратном носу, большой рот с сухими, потрескавшимися губами. И длинные густые волосы, русые, но с каштановым отливом. Ну Настенька и есть!
— И глазками так же хлоп-хлоп! "Тепло, батюшка!", — смешно передразнил он. — А у самой всё лицо в инее, да?
— Почему вы так разговариваете? — спросила Алиса, наконец возмутившись.
— А как прикажете, любезная, с вами говорить?
— Глеб! — предостерегающе сказала Раиса Ивановна, но он отмахнулся.
— А? У меня завтра отпуск, а мне привозят эксцентричную дамочку, решившую уснуть в сугробе? — он снова заговорил холодно и резко, сверля глазами Алису. — Это попытка суицида, вы понимаете? И я должен вызвать психиатра! Или отправить вас в Алексеевск!
— Я не псих! Не надо психиатра, доктор! И пожалуйста, не надо в Алексеевск! — взмолилась Алиса.
— А почему я должен вам верить, а? Я должен поверить, что нормальный человек садится в сугроб по своей воле, и спит там? Трезвый человек, в своём уме?
— Да!
— Очень интересно, — теперь он смотрел недоверчиво. — Решила умереть красиво? Другие способы не подошли?
Из глаз Алисы потекли горячие слёзы. Ему стало настолько жаль её, что он поднялся и вышел в коридор. Раиса Ивановна устремилась следом.
— Глеб Андреевич, ты с ума сошёл?! Ей и так плохо, видно же! А ты так… А нажалуется на тебя?! Сейчас все жалуются! Тебе проблемы нужны?
— Не нажалуется, — спокойно сказал он. — Эта не нажалуется. Я специально её на слёзы выводил. Плачет, значит, чувствует. Вот если бы продолжала сидеть, как истукан, тогда точно психиатра, плохо дело. А так нормально. Сейчас проревётся, поставим успокоительное, пусть спит до завтра. Проснётся человеком.
— Ну не знаю… Может, ты и прав, — Раиса Ивановна покачала головой. — Жалко девушку. Видно, что приличная.
Они прислушались. Пациентка рыдала в голос, буквально выла.
— Пойдём, пора. Два кубика готовь, Раиса Ивановна! И не забудь записать, что поставили.
Они вернулись в кабинет. Алиса, лёжа ничком на кровати, ревела в голос.
Он подошёл, сел прямо к ней на кровать, заглянул в лицо.
— Всё, всё, не плачь. Всё будет хорошо, девочка, отдохнёшь, поспишь. Досталось тебе, вижу, — он гладил её по волосам, говорил, как с ребёнком.
Теперь Алиса поверила, что он педиатр. И ей стало легче, на самом деле легче! Впервые за все эти дни. Ей нравилось, как он гладит её по голове, как уговаривает её. Неожиданно она схватила его вторую руку, вцепилась в его большую ладонь своими маленькими вспотевшими ладошками.
— Всё, всё, давай руку освободим, — он мягко поднял рукав её водолазки. Алиса почувствовала, как ей поставили укол. Вскоре её начало клонить в сон.
Глеб осторожно высвободил свою руку из её ослабевших ладоней, встал и устало пошёл к выходу, немного хромая. Засыпая, Алиса смотрела ему вслед. И внезапно она вспомнила! Она вспомнила его!
* * * * * * *
— Вот так и нашёл тебя мой Чапай, — Раиса Ивановна, у которой давно закончилась смена, не уходила, сидела рядом с кроватью Алисы.