Самолет выровнялся, и стало казаться, что мы вообще не двигаемся.
Святой расслабился и поднял руку.
— Джеймс, принеси девушке выпить.
— Я не…
— Да, ты хочешь.
Джеймс протянул мне стакан, который я неохотно взяла.
— Выпей, — начал Святой. — Это будет долгий полет.
— Долгий полет куда?
Он усмехнулся.
— Туда, где тебя никто не найдет.
7
СВЯТОЙ
Нам предстоял девятичасовой перелет, и то, что она сидела напротив меня, заставляло меня смотреть на нее. На ее лицо. Ее глаза. Как она сжимала челюсти, покусывая внутреннюю сторону щеки. Она ни разу не скрестила ноги, держа колени вместе. Было ли это признаком недостатка уверенности? Признаком дискомфорта? Конечно, это было так. Она понятия не имела, что происходит и кто я на самом деле. Она летела на самолете, не зная пункта назначения, в чужой одежде.
По ее щеке скатилась слеза, и по ее затравленному выражению лица я понял, что она думает о нем. По какой-то причине это раздражало меня, словно металл скребется о кость.
— Он не заслуживает твоих слез.
Она усмехнулась.
— Он не был твоим другом.
— И не был твоим.
Наконец она повернулась ко мне, темные круги обрамляли ее усталые глаза.
— Он знал?
Я понял, о чем она спрашивает. Из всего, что я о ней узнал, я понял, что она умная девушка и легко может сложить дважды два.
Я кивнул.
— Он знал, что доставляет тебя мне.
Ее нижняя губа начала дрожать, но она сдержала слезы.
— Он знал все это время? Все те месяцы, что мы были друзьями?
— Неужели ты думаешь, что это совпадение, что он буквально столкнулся с тобой в метро, среди сотен людей? Думаешь это случайность?
Длинные ресницы сплелись, когда она закрыла глаза, и слезы упали, оставив заметный след на слое макияжа. Знания того, что эти слезы предназначались этому сукиному сыну, было достаточно, чтобы кровь забурлила в моих жилах. Я опрокинул в себя последний глоток и поднял пустой стакан, показывая, что нужно налить еще.
— Он играл с тобой, Мила. Ты была для него всего лишь зарплатой. Тебе стоит подумать об этом, прежде чем тратить еще одну слезу на этого придурка.
С ее губ сорвался тихий плач, и она вытерла щеку, не говоря ни слова. Не знаю почему, но мне это чертовски не нравилось. Если бы этот мудак стоял сейчас передо мной, я бы, блядь, пристрелил его снова. Гул бурбона, смешанный с приливом раскаленного до бела гнева, вызвал в моей голове шквал резких мыслей.
Джеймс вернулся со свежим стаканом, и мой взгляд превратился в оскал, когда я увидел ее искаженное горем лицо.
— Прекрати. Перестань плакать по нему.