— Твоя мачеха…
— Рода.
— Рода назвала тебя равнодушной. Она сказала, что все члены семьи ходят возле тебя на цыпочках, что ты закрытая и нетерпеливая со сводными братом и сестрой.
Эврика вздрогнула.
— Но я не…
Закрытая — кого это вообще волнует? Но нетерпеливая с близнецами? Было ли это правдой? Или это была одна из выдумок Роды?
— Что насчет отца? Дайте догадаюсь: отдаленная, замкнутая?
Лэндри перевернула страницу в записной книжке.
— Твой отец описывает тебя как… Да, так и есть: «отдаленная», «стоик», «крепкий орешек».
— Быть стоиком не так уж и плохо.
С тех пор как она узнала о греческом Стоицизме, Эврика старалась держать свои эмоции под контролем. Ей нравилась идея свободы, приобретаемой вследствие контроля над чувствами, держа их только при себе, чтобы их не видел никто, как карты в руке. Во вселенной без Роды и доктора Лэндри то, что отец назвал её стоиком, могло бы сойти за комплимент. Он тоже был стоиком.
Но та фраза про крепкий орешек обеспокоила её.
— Какой склонный к самоубийству орешек хочет быть расколотым? — пробормотала она.
Лэндри опустила записную книжку.
— Ты все еще думаешь про самоубийство?
— Я говорила про орехи, — сказала раздраженная Эврика. — Я противопоставила себя ореху, который… Неважно.
Но было слишком поздно. Она позволила этому слову выскользнуть, это было подобно слову «бомба» в самолете. Внутри у Лэндри будут мигать предупредительные сигналы.
Конечно, Эврика все еще размышляла о самоубийстве. И да, она обдумывала разные способы, зная при этом, что не сможет утопиться — только не после Дианы. Она однажды видела в шоу, как легкие наполняются кровью до того, как утонувшие умирают. Иногда она говорила о самоубийстве со своим другом Бруксом, который был единственным, кому можно доверять, кто не будет осуждать и не доложит отцу или что еще похуже. Он был свидетелем приглушенного телефонного разговора, когда она звонила на горячую линию несколько раз.
Он заставил её пообещать, что когда такие мысли посетят её, она сначала поговорит с ним, и они много разговаривали.
Но она все еще здесь, разве нет? Порыв покинуть этот мир был уже не таким острым, как тогда, когда Эврика проглотила таблетки. Вместо желания умереть пришли вялость и безразличие.
— Отец случайно не упомянул, что я всегда была такой? — спросила она.
Лэндри положила записную книжку на стол.
— Всегда?
Эврика отвела взгляд. Может и не всегда. Конечно же, не всегда. Недолго, но её жизнь была солнечной. Когда ей было десять, родители расстались. После такого солнце трудно отыскать.
— Вы можете выписать ксанакс? — барабанная перепонка в левом ухе Эврики зазвенела снова. — Иначе все это кажется пустой тратой времени.
— Тебе не нужны лекарства. Тебе нужно открыться, не хоронить эту трагедию. Твоя мачеха сказала, что ты не хочешь говорить об этом с ней и отцом. Тебе не интересно общаться и со мной. Как насчет школьных друзей?
— Кэт, — непроизвольно сказала Эврика. — И Брукс.