Пол не скрипит, но прежде, чем я успеваю даже пискнуть, Лука оборачивается с горящими глазами.
Подняв руки вверх, как делала раньше, я задыхаюсь от свирепого выражения его лица.
— Всегда объявляй о себе, — приказывает он.
— Хорошо. Прости. Не хотела тебя напугать.
Он осматривает меня с головы до ног.
— Где ты это взяла?
— Что? Этот халат? Он висел на крючке с обратной стороны двери шкафа в ванной.
Все еще в ботинках, он встаёт и передает мне стопку одежды. Наши руки соприкасаются. Его кожа грубая, но теплая. Тепло проникает сквозь меня, отогревая до мозга костей.
— Спасибо. — Я остаюсь у огня, чувствуя на себе его взгляд.
Когда мужчина садится и возвращает свое внимание к огню в очаге, я незаметно подношу предметы одежды к носу и вдыхаю. Они пахнут как сосновый лес: свежо, землисто и с возможностью легко дышать. Последнее замечание приводит в замешательство, потому что я вдруг понимаю, что из-за ситуации с сестрой я уже несколько недель не могу сделать глубокий вдох.
— Ты нюхаешь мою одежду? — спрашивает Лука.
Я вздрагиваю. Мои щеки горят, и не из-за огня.
— Ты покраснела? — продолжает он.
— Я? Нет. Конечно, нет. Я просто дышу. — Просто нормальная человеческая функция насыщения кислородом крови, поэтому я и красная, того же цвета...
Я ужасно покраснела. Покраснела всем телом. Я думала, что была осторожна. Но, должно быть, дышала слишком громко, вдыхая запах толстовки с сосновым, свежим, мужским, лесным ароматом. Запах Луки.
Он осматривает меня с головы до ног, словно пытаясь решить, веселая я или представляю угрозу. Румянец на теле становится глубже, когда взгляд его карих глаз встречается с моим.
— Я хотела спросить, не мог бы ты оказать мне услугу, — спрашиваю я.
— Я думал, что уже это сделал. — Лука прищуривается, как будто все еще подозревает, что я что-то замышляю.
— Пожалуйста?
Он ворчит.
— Что ты хотела?
Прикусив губу, я спрашиваю:
— Не мог бы ты подержать для меня зеркало, чтобы я могла поправить прическу? Боюсь, что не смогу спать с такой прической.
— Если помнишь, не так давно ты заснула в таком виде прямо здесь, перед камином.
Птичка сидит по стойке смирно, щенячьими глазами смотрит на него, как бы говоря: «Ну, давай же, хозяин. Помоги девушке».
— Кажется, у меня открылось второе дыхание. Это займет всего несколько минут. — Я делаю извиняющееся лицо, и Лука поднимается на ноги.
Заметка для себя: щенячьи глаза Птички в сочетании с моей извиняющейся гримасой делают свое дело.
Однако его тяжелый вздох и топот по коридору говорят о том, что мужчина делает это неохотно.
Улыбаясь, я встаю перед зеркалом в ванной и показываю Луке, как бы я хотела, чтобы он держал небольшое зеркало, которое я нашла в ящике туалетного столика. И снова наши руки соприкасаются, и я умоляю свои не дрожать от трепета, который пробегает от нервных окончаний до моей груди.
Осторожными движениями я подравниваю волосы. Когда заканчиваю, разглаживаю их между ладонями. В носу щекочет, глаза увлажняются. Я знаю, что в этом нет ничего страшного. Как мы говорим в бизнесе: «Они отрастут снова», но мои волосы были своего рода моей индивидуальностью. Это была бесплатная реклама. Источник гордости, когда у меня было мало чего другого в жизни. Теперь их нет.
Мой голос дрожит, когда я говорю Луке:
— Спасибо. Спасибо за все.
Он делает паузу, словно собираясь спросить, все ли со мной в порядке, но останавливает себя.
— Спокойной ночи.
Я глажу Птичку. Лука свистит ей и они исчезают в коридоре.
Я плюхаюсь на кровать, матрас и одеяла мягкие, как зефир. Мне есть о чем подумать, в первую очередь о том, что делать завтра, но, наконец согревшись, я погружаюсь в сон.
В комнате темно, ночь тиха, когда я просыпаюсь от царапающего звука, раздающегося неподалеку.