— У тебя все получится, Ли, кому нужен чертом Хит Миллер? — проворчала я, затаскивая сумки в гостиную.
— Надеюсь, что так, — ответил он.
Он стоял у двери собственной персоной. На нем была зимняя одежда.
Нужно начинать запирать двери.
И куда он собрался?
— Что ты здесь делаешь?
— Надвигается шторм. Уже снег идет. Но, если выехать сейчас, то можем приехать на Манхеттен до того, как закроют дороги.
— Мы? — скрестив руки на груди, я вызывающе посмотрела на него. — Ты со мной не поедешь.
— Ли, ты водишь, как профессионал. Однако надвигается большая буря. Дороги будут в плохом состоянии, и ни твой отец, ни я не сможем сидеть спокойно, пока ты одна в пути.
Он использовал запрещенный прием. Мой отец и метель. Мама погибла при подобных обстоятельствах. Мне было всего лишь три месяца. Я могла бы и поспорить с ним, но сейчас разговор был не обо мне, и не о нем. А об отце.
— Хорошо, — промычала я.
Кивнув, он прошел мимо, хватая сумки.
— Загружу их в машину. Пошли.
Но, когда я уже собиралась выйти из дома, я вспомнила о своей девочке.
— Стой, а как же Кэсси?
— Твой отец уже приехал ко мне. Он присмотрит за ней на этой неделе, — ободряюще проговорил он. — Все под контролем. А мы уедем из города на неделю, насладимся Нью-Йорком, а Кентбери останется все тем же.
— Это не отпуск, Миллер, — предупредила я.
Он наградил меня легкой ухмылкой и качнул головой.
— Увидим.
Я зарычала. Он так выбешивал!
Дороги к тому времени, как мы пересекли границу штатов Вермонт и Массачусетс, уже были завалены снегом. Большинство машин медленно плелись в потоке. Но не мы. Хит Миллер не верил в идущий во время бури снег. Мы не задерживались рядом с водителями, которые сомневались, потому что именно такие и становились причинами аварий.
Для меня было некомфортно сидеть рядом, пока он вел машину, ведь сидеть мне приходилось тихо. И тишина медленно убивала меня. У него было одно правило. Мы не разговаривали, когда он вел машину во время бури. Его это отвлекало. Понимая, что нам предстоит проехать еще три или четыре часа, я закрыла глаза, надеясь проспать оставшуюся дорогу. Но это было практически невозможно. Когда мы приехали в Хартворд, Хит разбудил меня тирадой «чертов ублюдок, убирайся с дороги!».
— Мило, — пробормотала я. — И тебе с добрым утром.
— Прости, я пытался сдерживаться, но эти придурки просто действуют мне на нервы.
Не стоит и упоминать, что следующую сотню миль мы еле ползли. Застряли в пробке. И правило не разговаривать обещало растянуться до самого Манхеттена. Было двадцать минут второго, когда мы наконец-то подъехали к отелю Амбассадор. Он был новый, популярный, и я не была уверена, как чувствовала себя, находясь тут, но это точно было волнительно. У меня осталось менее двух часов на обед и на поиски парикмахерской, чтобы уложить волосы.
Если мне повезет, то я смогу перенести поход на маникюр на время после визита в клинику планирования семьи. Если же нет… я посмотрела на свои неровные неухоженные ногти. Тогда придется самой привести их в порядок, используя кусачки и бесцветный лак, который лежал в дорожной сумке.
— Ты где остановишься? — спросила я Хита.
— Надеюсь, у них найдется еще один номер рядом с твоим, — ответил он, передавая сумки носильщику. — Я сделал такой запрос, когда бронировал.
— Так ты все это спланировал?
— Я бы назвал это импровизацией, — поправил он и взял талон у парковщика. — Осторожнее, я знаю каждый миллиметр своей машины, Фрей.
Глаза парнишки расширились, когда Хит произнес его имя. Забавно наблюдать за реакцией людей, когда он разговаривал с ними как со старыми приятелями. Многие люди в сфере обслуживания забывают, что у них вообще есть имя.
— Убедись, что не поцарапаешь ее, и в конце неделе обещаю тебе хорошие чаевые, — предупредил он самым дружелюбным тоном, на который только был способен.
Хит очень бережно относится к своим машинам. Бог запрещает кому-то смотреть на его Порш Каррера. Этот агрегат того же возраста, что и мой отец, но, по словам Хита, это настоящее сокровище.
Я посмотрела на парнишку, одарившего Хита презрительным взглядом.