— Больно?
— А разве не в этом был смысл?
Она права, в этом и был смысл. В очередной раз мой подпитываемый яростью план затащить ее на яхту и погубить, был испорчен чем-то нежелательным, разрастающимся у меня под ребрами. Это просто нелепо. Я терпеть не могу эту девушку. Не могу смириться с тем, что её невезение проникло во все уголки моей жизни. И все же я здесь, с бутылочкой масла какао в руке, и мне не терпится унять её боль.
Может, у меня и правда нервный срыв?
Когда я наношу масло на ее задницу, она перестает дышать. Ее бедра напрягаются, прижимаясь к моим.
— Расслабься, Пенелопа, — бормочу я, медленно втирая его в изгиб ее попки. Когда она не делает того, что ей говорят, я повторяю команду более резким тоном. В конце концов, ее мышцы размягчаются под моими ладонями, а дыхание становится более поверхностным. «Хорошая девочка» вертится у меня на кончике языка, но я проглатываю это.
Снаружи небо затягивает буря. Легкий стук дождя по стеклам усиливается, пока не становится таким громким, что я почти пропускаю сладкий вздох, срывающийся с губ Пенелопы.
Она поворачивает голову и смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц.
— Зачем ты это делаешь?
От раздражения у меня сжимается челюсть. Как этой девушке может нравиться грубый трах, если она не знает, что происходит после него? Я подавляю желание потребовать ответа на вопрос, кто ещё её так шлёпал по попке, и добавить их смерти к своему списку дел. Вместо этого я возвращаю внимание к своим рукам, без трения скользящим по ее бедрам.
— Если я не соберу тебя воедино после того, как сломаю, то в следующий раз ломать будет нечего, — мой взгляд скользит по ее бедрам вверх, как раз вовремя, чтобы увидеть тепло, пробивающееся сквозь дымку.
— А массаж прилагается к каждой порке?
Мои губы приподнимаются.
— Уверен, что мы можем прийти к какому-то соглашению.
— И мне просто игнорировать твой член, упирающийся мне в живот?
Теперь я издаю сухой смешок. Ох, уж эта девушка. Я только что опустошил свои яйца, меньше пяти минут назад, и уже снова тверд как скала под ней.
Я бросаю взгляд на свои часы.
— Да. Как бы мне ни хотелось, чтобы ты позаботилась об нём своим ртом, мне нужно успеть на самолет.
Я чувствую, как ее живот напрягается.
— Куда ты летишь?
— А что, будешь скучать по мне?
Она хмурится.
— Как собака по пятой ноге.
Я уже собираюсь сильно шлепнуть ее по заднице, когда в выражении ее лица появляется неуверенность и заставляет меня остановиться.
Несмотря на то, что я не знаю, хочу ли я приковать ее к своей кровати и использовать как свою личную секс-рабыню или выбросить за борт, я понимаю, что несправедливо ожидать, что она останется здесь, не имея ни малейшего представления о том, что происходит.
Я выливаю еще немного масла на ее попку. Массируя в опасной близости от ее киски. Резко вдыхая, она отталкивается от моей руки, но я прижимаю ее обратно ладонью, желая, чтобы мой член не отклонялся в сторону.
— С тех пор как ты появилась на Побережье, случаются плохие вещи, Пенелопа.
Она стонет.
— Я думала, ты шутишь. Серьезно, ты не можешь винить меня в своих неудачных деловых решениях. Я буквально самая везучая девушка...
Я слегка шлепаю ее, чтобы она замолчала.
— Мне все равно, насколько везучей ты себя считаешь, для меня ты невезучая.
— Это бессмысленно. Если ты думаешь, что просто находясь рядом со мной, тебе не везет, как ты думаешь, что, черт возьми, произойдет теперь, когда ты побывал внутри меня?
Смех подступает к моему горлу, подхваченный недавно знакомым чувством безрассудства. Мой взгляд прослеживает за моими пальцами, когда они исчезают на изгибе ее бедра, задевая ее пухлые половые губы.
— Мне уже все равно, Пенелопа. Я больше не пытаюсь сопротивляться тебе, — к черту, мой самолет может подождать на взлетной полосе еще немного. Я ввожу в нее палец и наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к ее попке. — Пусть всё сгорит.
Она вырывается из моей хватки, как скользкий угорь, и я ловлю её за талию, прежде чем она окажется на ковре.
— Я не люблю такое, — выпаливает она, поднимаясь на ноги.
— Что не любишь?
— Мужчин.
— Я тоже не люблю мужчин.
— Нет, я имею в виду... — она издает звук разочарования, качая головой. — Я имею в виду, что не ищу ничего серьезного. Меня не интересуют отношения или такие милые вещи, как... поцелуи ягодиц и завтрак.
— Тебе не понравилась моя яичница?
Она движется к двери.
— Ладно, знаешь что...
Я хватаю ее за запястье и рывком сажаю на себя. Она сопротивляется моей хватке целых три секунды, прежде чем встретить мой пристальный взгляд и медленно подчиниться.
Она сглатывает и понижает голос так, что я едва слышу его из-за дождя.