— Я отдаю барону фон Краузе Орден Золотого руна, а вы, фройляйн, получите флейту позже. Барон фон Краузе выдержал свое испытание, он не пропал в чужом мире, нашел друзей и научился обращаться с людьми без чванства. Барон, забирайте Орден, клетку с соловьем и поторопитесь! А вы, молодые люди, проследите, чтобы подарок попал одаряемому.
Томас сгреб Орден, схватил клетку с птичкой и побежал к выходу, а нам с Николасом пришлось идти за ним.
За дверью нас ждала непроглядная темнота и сырость. Вместо белого пушистого снега с неба сыпала мелкая крупка и дул холодный ветер. Никто не бродил по переулку, ни заблудившийся турист, ни местный житель, лишь под тусклым фонарем стояла одинокая карета. Кучер, накрывшись плащом, дремал, лошади всхрапывали, встряхивались и переступали ногами.
Вдруг дверца кареты распахнулась и оттуда выпрыгнула женщина в меховой накидке.
— Барон фон Краузе! — закричала она.
— Клементина, любовь моя! — завопил Томас и помчался вперед, хлюпая по лужам и размахивая клеткой, завешанной платком.
Они встретились посередине дороги и протянули к другу руки. Я и Николас, стараясь не попасть в грязь и навоз, подошли и тихонько встали рядом.
— Баронесса фон Гогенштайн! — прошептал Томас. — Я уж думал, что никогда не увижу вас, и так горевал!
— Ах, барон, когда ваша матушка сказала, что вы ушли и не вернулись, я не находила себе места от страха за вас, — отвечала ему хорошенькая девушка в высоком белом парике. — Слухи донесли, что последний раз вас видели входящим в «Лавку чудес», и моя милая матушка отпустила меня ненадолго. А я жду вас уже несколько часов. Какое счастье, барон, что вы живы!
— Вы беспокоились за меня, баронесса? — удивился Томас. — А я нашел для вас соловья, он механический, но зато поет арию из оперы господина Моцарта.
— Ах, не надо мне соловья, дорогой барон. Мне нужны только вы!
Они обнялись, а мы смотрели на них с умилением родителей, женивших шалопая сына на хорошей хозяйственной девушке. А потом, взявшись за руки, побрели обратно в лавку. Николас посмотрел на часы и пробурчал:
— Без пяти минут двенадцать. Время резиновое, что ли? Мы торчим здесь уже четверть часа, а стрелки не двигаются. — Черт! — вскрикнул он. — Я наступил в кучу лошадиного навоза!
— Это гипноз! — хихикнула я.
— Стойте! Подождите! — послышалось позади.
Мы обернулись.
— Герр Камински, фройляйн Мария! — подбежавший Томас крепко обнял нас. — Спасибо вам за все!