Ужин прошел на удивление спокойно. Арсений сыпал вопросами, как делают шарики, почему мигает гирлянда, где растут елки и откуда пузырьки у дяди Максима и мамы в бокалах. Гость держался стойко, пытаясь ответить простым языком на эти непростые вопросы. Наташа расслабилась, и когда сообразила глянуть на часы, обнаружила, что время половина одиннадцатого.
— Сенька, кому-то пора чистить зубы и спать, — строго сказала она.
Сын заревел.
— Ты чего? Разве настоящие мужчины плачут? — серьезным тоном спросил Максим.
Сеня шмыгнул носом. Наташа-то понимала, откуда слёзы. Завтра же дяди рядом может не оказаться. И это настоящая трагедия. Но завтрашние проблемы будем решать завтра.
— Сеня, не переживай. Может, когда-нибудь дядя Максим к нам еще раз в гости придет.
Гость кивнул головой.
— Слово мужчины? — уточнил сын.
— Слово мужчины.
Ребенок побежал в ванную, а потом в детскую, укладываться. Он переоделся в пижаму, забрался на диванчик, но тут же сел.
— А дяде Максиму я спокойной ночи не сказал!
— Беги!
Вернулся Сеня, сияя, как новогодняя елка.
— Сладких снов, малыш!
— Сладких снов, мама!
Наташа поцеловала сына, выключила свет и пошла в зал.
— Мне, наверное, тоже уже пора? — неуверенно спросил гость.
— До Нового Года всего-ничего осталось. Неужели не дотерпите?
— Конечно, дотерплю. Особенно под ваши отбивные. — Наташа подала тарелку с филешками. — И вот салатик еще, пожалуйста.
Без Сени за столом нависла неловкость.
— А что вы там говорили про какое-то письмо? — нашелся Максим.
— А! Это Сенька написал Деду Морозу, — она вышмыгнула из-за стола и вернулась со сложенным альбомным листком.
Максим прочитал и засмеялся:
— Образцовый албанский. Он что, действительно сам написал?
— Сам.
— А не рано ему? Чем он заниматься в школе потом будет?