Вздрогнув, я ощутила, как внутрь меня пытается протиснуться его толстый палец. Это ощущалось болезненно и садняще.
— Так-так… — пробормотал бородач. — На вид вроде чистая. А это что у нас… Ба! Да ты невинный цветочек! Какая невидаль в наших краях! Что ж! Значит за тебя дадут хорошую цену!
И я не поверила своим ощущениям… Он отпустил меня! И даже отвязал мои лодыжки от палки, отбросив ее в сторону, а сам подошел к столу, где лежали какие-то бумаги. Он склонился над ними и принялся что-то черкать угольным стилом.
Я скорчилась на скамейке, обняв колени и никак не могла перестать рыдать, ощущая себя грязной, отвратительной, брошеной к самым жутким зверям на свете.
— Нитарка… Цвет волос светлый, цвет глаз голубой, невинная.. — Пробормотал надсмотрщик. — Не будем тебя отправлять в общую камеру, там испортят еще. Ох, хорошая добыча нас ждет…
Он подошел к двери, распахнул ее и лихо свистнул в два пальца.
К нему тут же подбежало двое бородатых охранников, которым он велел:
— Переведите ее в верхнюю камеру. Одну. Охранять как драгоценность! Аукцион через неделю.
И тут только до меня дошло. Аукцион.
Я похолодела. О рабском аукционе Черной Пустыни ходили страшные легенды. Самый большой невольничий рынок обитаемого мира… Здесь можно купить любое разумное существо, какое только захочется. И лучше бы я никогда не слышала тех страшных историй, что рассказывают о самых жутких покупателях среди этих варваров…
Меня подхватили под локти и, не дав даже одеться, такой как была, в одной нижней сорочке, доходящей едва до колена, вывели из комнаты в коридор. Я едва перебирала босыми ногами по холодному каменному полу, но все же шла, чтобы охранники не начали меня тащить. Тогда бы они прикоснулись к моему телу, а я и так ощущала себя опороченной прикосновениями тех мужчин.
Меня провели по одному коридору, заставили подняться по лестнице и повели по другому.
Охранники остановились у поворота, перекинулись двумя словами и свернули в тот из коридоров, который казался чище и красивее. Здесь даже были окна на улицу и за ними я видела солнечный свет. Неяркий, явно закатный, однако рассмотреть что-то снаружи мешали частые решетки. Впереди маячил новый коридор, украшенный резными рисунками, которые заинтересовали меня даже в таком положении.
Но тут оттуда послышался шум и голоса и охранники замерли на месте, тревожно глядя вперед. Когда там показался мужчина, закутанный во все черное, они выругались и попытались вжаться в стену вместе со мной.
Я посмотрела туда, куда оба охранника смотрели с таким ужасом и увидела, что за человеком в черном прошли еще трое, а потом…
Показался высокий человек. Весь в белом.
Один из моих охранников не к месту закашлялся и человек повернул голову в нашу сторону. Теперь испугались не только они. Но и я.
Он отличался от мужчин, которых я успела увидеть, как день от ночи. На голову выше их, шире в плечах, но с узкими бедрами. Его тело окутывал белый узкий балахон, не скрывавший очертаний, по которым можно было заметить, что он силен. Широкая грудь, плоский живот, мощные запястья, выглядывающие из рукавов балахона. Он не сутулился как многие высокие люди, его голова была задрана вверх.
Лицо его было невероятно красивым для мужчины. Прямой нос, чуть прищуренные черные глаза, четкая линия челюсти, окаймленная черной бородкой, свободно падающие на лоб вьющиеся пряди волос, упрямо сжатые губы… И выражение жесткости, даже жестокости на этом красивом лице.
Я не успела спрятаться ни за одного из своих охранников и была поймана внимательным страшным взглядом в ловушку. Человек в белом, не останавливаясь, пробежался по мне взглядом, на одно мгновение посмотрел мне в глаза, но это мгновение я поняла, что не забуду уже никогда.
Ледяная волна прокатилась по моему телу от этого жуткого взгляда. Меня охватила дрожь, словно я снова на вершине Хребта и мерзну под ледяной метелью.
Всего одно мгновение — но мне захотелось заскулить и склониться перед властью этого человека, пасть ниц на каменный пол.
Мгновение прошло, человек в белом и окружающие его мужчины в черном проследовали дальше, а я все никак не могла сделать шаг, потому что мои ноги дрожали. Впрочем, у охранников тоже. Они только облегченно ругались и не торопились вести меня дальше.
Аукцион