Лавэ и его монарший друг каждый вечер приходили посмотреть хотя бы на окончание занятий. Внешне все выглядело вполне официально — начальственная проверка, а то ж. На самом деле и господа «генералы», и Ольга приходили для того, чтобы окунуться в атмосферу довольства и благодушия, которая витала вокруг усталых зверей. Эдакое омовение души на сон грядущий.
Вот на эту умиротворенность и был у Пашки расчет, когда он влез со своим докладом о самоволке. Дескать, вышли без разрешения, через полчаса вернулись. Готовы принять заслуженное наказание.
— И чего ты вылез? — лениво скуксился Эрик. — Молчал бы, никто бы и не заметил.
— Никак нет, — отчеканил Павел. — Кое-кто видел.
Лавэ поморщился. Так в самоволку на его памяти еще никто не ходил. С выходного задержаться суток на трое — было. Вдвоем по одному артефакту-пропуску выскользнуть — было, а чтоб на нгуруле туда и на нгуруле обратно, такого не было. По-хорошему нужно не только Павла и его подельников наказывать, но и Ольгу. За ненадлежащую бдительность и халатное отношение к хранению секретного артефакта.
— Кто видел, что видел и при каких обстоятельствах?
— Лидер второй тройки.
— Гадрел? — Лавэ прищурился. Вот и еще один кандидат на наказание.
— Так точно. Он видел, как Коста возился на плацу, а рядом с ним был нгурул Ована. Потом Гадрел притаился и увидел, как Коста вывел Туса за ворота. Через две минуты вернулся Ован с Тусом. Меня и нашей поклажи Гадрел не видел. Я с улицы внес ее в караулку.
— И что ты предлагаешь мне сделать? — Лавэ рассматривал подопечного с вивисекторским интересом. — Вы же вроде как для дела старались.
— Подвергнуть наказанию, — недрогнувшим голосом отрапортовал Пашка, вытянувшись в струнку. И тут же сбросил маску бравого пофигиста: — У вас выбора нет, командир. Я же понимаю.
О да! Что такое устав, Пашка понимал с детства.
— Ты что-то мне недоговариваешь, мальчик. Но, может, оно и к лучшему. И как предлагаешь тебя наказать?
— Не могу знать, господин лавэ, — преданно вытаращил глаза Пашка.
Величество от души забавлялся: понимает ли несовершеннолетний подопечный друга Раима, сколь много противоречий и проблем взбаламутил единственным своим проступком? Скорее всего, понимает. Не все, но многое.
— А скажи-ка мне, сын воина, — обманчиво ласково заговорил Эрик и сделал вид, что заинтересовался тем, как уводят нгурулов с плаца. Нарочитая пауза на Пашку не произвела ровно никакого впечатления, нервничать он и не думал. — Скажи-ка мне, как наказал бы тебя отец?
— Как отец или как офицер? — осторожно уточнил Паха.
— Овисер? — переспросил лавэ.
— Офицер, — четко проартикулировал Павел. — Воин, который имеет право командовать другими воинами. Как строевого солдата замучил бы нарядами на кухню или еще куда погаже. А как офицера, более низкого по рангу, посадил бы на гауптвахту. В карцер, по-вашему.
— А как отец? — не дал соскочить с темы Раим. Ему вдруг стало интересно, каково это — быть отцом вот такого вот парня. Пашка дрогнул лицом, но взял себя в руки.
— Вероятно, никак, господин лавэ. — «Генералы» выжидательно молчали, побуждая продолжать. — Скорее всего, наказание за отлучку без спроса и поощрение за помощь женщине по совокупности уравновесили бы друг друга. — Пашка сглотнул внезапную горечь. — Отец понял бы, что времени на запрос разрешения у меня не было. Промедлил бы — потерял бы шанс выведать то, что хотела знать тётя Оля.
— А если бы не уравновесили?