Инна смерила Оксану холодным взглядом, точно какую-то букашку – впрочем, так она взирала почти на всех, – и тут же утратила к ней всяческий интерес. Потом обратилась к Дементьеву:
– Никита, ну я пойду уже, наверное?
– Нет, – выпалил он и тотчас переменился он в лице. – Инн, подожди… не уходи…
А затем он просто развернулся к ней и захлопнул дверь перед носом Оксаны. Может, и не намеренно, просто отвлекся на эту Инну и обо всем забыл. Но Оксану будто кипятком обварили.
Она возвращалась в свою комнату с каменным лицом, а внутри все корчилось от нестерпимой боли.
Как он на нее смотрел! Как испугался, что это Инна сейчас уйдет!
Один его этот взгляд был красноречивее любых слов. Так смотреть мужчина может только на женщину, которую любит. Любит до беспамятства, всей душой. Это не те его легкомысленные увлечения девочками. Тут было всё серьезно.
«Он любит ее… – шептала Оксана, делая себе еще больнее. – Любит… Только как же мне теперь жить?».
И сама же отвечала: никак.
глава 28
– Ну что с тобой? – тормошила Оксану Даша. – Ты уже какой день валяешься в кровати? Даже на учебу не ходишь! Что у тебя? Опять с желудком плохо?
Оксана не отвечала. Лежала на боку, свернувшись калачиком, носом к стенке и смотрела в одну точку, как в прострации.
В универ она и правда не ходила уже неделю. Раньше ни одной пары не пропускала, даже когда недомогала – ходила, а тут вдруг стало всё равно. Даже если ее завтра отчислят – плевать. Ну какая учеба, когда казалось, что жизнь её закончилась? Она и чувствовала себя так: ни живой ни мертвой.
Эта апатия так же отключила и страх, что про ее беременность станет известно. К восемнадцатой неделе живот подрос. В одежде пока было не заметно, но скоро уже его под широким подолом халата не спрячешь. Однако Оксану это теперь ничуть не беспокоило, хотя еще недавно она думала, что умрет со стыда, если кто-то узнает.
Однажды к ним ввалился Стас Климов.
– Девчат, посижу у вас, – сообщил он. – А то к Дёме опять притащилась эта его...
– Немирецкая? – спросила Даша.
И Оксана содрогнулась. Будто ей снова вонзили нож меж ребер и провернули. От одного упоминания об Инне ее выдернуло из вязкого, как болото, состояния.
– Да-а-а, – протянула Юля, – что-то Немирецкая сюда зачастила в последнее время. У них с Ником всё так серьезно?
– А, не знаю, – скривился Стас. – Но че-то Дёма с ней совсем размяк. Слышали бы вы, как он с ней разговаривает! Инночка то, Инночка сё. Пылинки с нее сдувает. Вообще его не узнаю!
– Да Дёма просто влюбился, – хохотнула Дашка.
Никто из них не обращал внимания на Оксану и не видел, что она напряженно вслушивается в их разговор. И уж конечно, они не замечали, как страдальчески перекошено ее бледное лицо, как прерывисто и часто она дышит.
– Ну, ладно, это его дело – сюсюкаться с ней или нет. Но он, считай, нас всех лесом послал, – возмущался Климов. – Куда его ни позовешь, он: нет, я с Инной. Как привязанный. Она из него веревки вьет, а этот дурак только счастлив. Обидно за него!
– Ну и ты порадуйся за друга, – предложила Дашка.