— Милана, детка, — я присела на стул, вытянув ноги. Тонкая шёлковая сорочка, тут же натянулась на животе, и мне пришлось, немного поменять положение, чтобы снизить давление ткани, тем более что пузожитель, тут же отреагировал на смену положения, и недовольно дёрнулся. Я охнула, и привстала, облокотилась о стол.
— Мам, — тут же спохватилась дочь.
— Всё нормально, — пресекла я ей попытки, кинуться за водичкой, за подушкой, — Милана, даже если это так, тебе стоит смириться, что мы с твоим отцом уже не будем вместе.
— Ты про что? — опешила она, и обвиняюще воззрилась своими голубыми глазами.
Вообще дочь была похожа на меня, но вот цвет волос, пошёл в отца, и кудряшек не было. Милана была светленькой, голубоглазой, высокой, и очень ладной девочкой. С возрастом обещавшей стать очень красивой женщиной. Сейчас конечно ещё угловатая фигура, и немного несуразный стиль одежды, мешали в это поверить. Но задатки будущей красавицы, были на лицо. А ещё стервозный и упрямый характер, тоже.
— Сама знаешь про что, — в тон ей ответила я, и осторожно распрямилась.
Как хорошо, что сегодня у меня очередное посещение бассейна. Вот где я чувствую себя прекрасно, особенно после ещё и массаж.
Как дожить до вечера?
— Но мам, — затянула Милана.
— Милана, не ставь меня в такое положение, в котором я должна буду оправдываться перед тобой, просто поверь мне, — начала я, подумывая, может, настал момент, выложить все карты на стол.
— Понятно, — буркнула дочь.
— И что же тебе понятно? — осведомилась я, понимая, что ещё рано. Вон как ощетинилась. И я её понимала. Терять привычный мир, это очень тяжело.
— Ты сама не хочешь мириться с папой, — выдала она.
Я вздохнула, и пошла к холодильнику. Есть не хотелось, но завтрак, по всем заветам диетологов и врачей, пропускать никак нельзя.
Милана всё так же мрачно наблюдала за мной, присев правда за стол. А я, всё так же молча, выкладывала из холодильника продукты.
Потом в таком же напряженном молчании, мы принялись за завтрак.
Это не первый наш спор. Я уже привыкла и поняла точку зрения дочери. Но изменить себе, даже в угоду дочери не могла. Когда я решила, что нам с Виком стоит развестись, то ещё и не подозревала, что я опять встречу Руслана. Я просто не смогла быть рядом с ним, хотя раньше считала, что это моя судьба. Возможно, и дальше бы полагала, если бы не случился Руслан. Но что случилось, то случилось, и жить дальше и делать вид, что всё отлично я не смогла. Вот только Милане, этого не объяснишь, она, как и любой ребёнок верит в сказки, и то, что родители просто поссорились, и могут опять помириться.
— Долго будешь на меня злиться? — спросила я, когда мы допивали чай.
— Я и не злюсь, — в противовес своим словам, зло буркнула Милана.
— Злишься, я же вижу, — я подошла к ней, и не без сопротивления, притянула дочь к себе. Она зло засопела, но я погладила её по светлой макушке и подняла личико, посмотрела в глаза.
— Давай не будем расставаться на целый день в соре, — я чмокнула её в лоб, — я очень люблю тебя, милая.
— Я тоже… тебя, — сдалась дочь, и, выдохнув, обняла меня, и тоже поцеловала в щёку.
Вот за это меня терзала вина. Я понимала, что это неизбежно, но ничего не могла поделать. Ведь это не правда, что жить с человеком можно, только ради ребёнка. Зачем моей дочери такая семья. Зачем ей это лицемерие и ложь. Два обозлённых друг на друга человека, которыми мы, несомненно, станем с Виком, потому что я не простила его, а он никогда не простит меня.
— Как бы ни сложились наши отношения с твоим отцом, мы останемся твоими родителями, и безоговорочно, и подлинно тебя любим.
— Да знаю я, — обречённо вздохнула Милана, и уже без сопротивления, сама подставила щёчки, чтобы я её расцеловала.