— Чем так гадко пахнет? — возмутился заместитель, и я, равнодушно пожав плечами, кивнула на ароматическую свечку с аккуратной надписью «пряная тыква». — Твою мать, убери эту гадость.
Ну конечно, я ее не убрала. А на следующий день (разумеется, непреднамеренно!) у меня появился бальзам для губ с ароматом тыквы. Еще через неделю практически на каждом столе стоял свой оберег от Гордеева: кексы, арома-саше, благовония, духи, чай с добавками и бог весть какая еще ерунда. Весь офис превратился в огромную кошмарную тыкву. Такую приторно-сладкую, что сами сотрудники то и дело срывались на судорожный кашель, но, клянусь, оно того стоило. Заместитель директора сидел в своем кабинете и кидал гневные сообщения на электронную почту.
Возможно, мы так и работали бы, как в большой тыкве, если бы сам генеральный директор – Геннадий Петрович – не сделал нам замечание. Офис почистили от источников приставучего аромата, хорошенько проветрили, и все вернулось на круги своя. Гордеев снова стал радовать нас своим хмурым видом и коронным«Аллочка, твою мать!».
Правда, я все равно каждый понедельник приносила в офис большой тыквенный пирог, чтобы хоть раз в неделю устроить коллегам праздничный выходной от пристального внимания Никиты Дмитриевича.
Так что, если я здесь самая скучная, то этот фрукт – самый неприятный.
Этот мужчина выводил меня из себя ровно столько, сколько я работаю в офисе. Он нагло пользовался тем, что я не успевала на ходу придумывать достойные ответы на его остроумные подколы. К моменту, когда я наконец находила нужное словцо, чтобы дать отпор на остроту двухнедельной давности, Гордеев успевал закидать меня десятью новыми.
— Что за оттенок помады? — криво ухмыляясь, спросил он во вторник, когда на моих губах красовалась новенькая красная помада — Рога дьявола?
А в мой день рождения летом, когда все разошлись после короткого чаепития, я нашла на мониторе компьютера стикер с фразой:«Пусть жизнь будет такой же яркой, как какашки единорога». Кто, если не Гордеев, мог оставить для меня такое милое посланьице?
И таких случаев за годы работы бок о бок накопилось немало. Стоит ли объяснять, как сильно я ненавижу человека, нависшего надо мной в ожидании ответа на вопрос.
— Так ты правда тут спишь? — повторил мужчина, поправляя галстук длинными пальцами. Можно подумать, ему было важно услышать от меня какой-то ответ. Конечно, так он понял бы, что я слопала очередную наживку его остроумного подкола.
— Никита Дмитриевич, идите домой, уже поздно, — сухо ответила я, собирая в сумку телефон, наушники и толстый от записей ежедневник.
К сожалению, он не послушался и продолжил сверлить меня пристальным серым взглядом.
— Боже, ну что опять? — я сложила руки на сумке и устало глянула на него.
В любой другой день я постаралась бы нагрубить. Да, неумело и по-детски, но все же я попыталась бы показать короткие безобидные коготки. Сегодня у меня не было ни капли ресурса на сопротивление, ведь все мои мысли были заняты словами Гриши.
Ты такая скучная, Аллочка.
Милая, но скучная.
— Ничего, — серые глаза прищурились, с интересом изучая мое лицо. На мгновение мне показалось, что в них мелькнуло удивление.
— Тогда идите домой, Никита Дмитриевич, — отмахнулась я, поправляя и без того идеально собранные рыжеватые волосы.
Мужчина кивнул и, усмехнувшись, плотно сжал губы. Вероятно, хотел бросить в меня очень смешную, на его взгляд, колкость, но сжалился над скучной Аллочкой и сдержался. Ничего не сказав, он вышел из офиса, придержав дверь, чтобы та не хлопнула.
Оказавшись в одиночестве, я вздохнула и прикрыла лицо руками. Мне почти тридцать, а моя личная жизнь настолько личная, что в ней нет никого, кроме меня. На Гришу были возложены самые трепетные ожидания. Я ждала, что под Новый год, когда романтика вокруг так и зашкаливает, он перейдет от флирта к активным действиям. А вышло…