— Твою мать, Аллочка... — под нос пробубнил Никита Дмитриевич.
Нас разделяло всего два шага, но пространство между нашими телами настолько сгустилось, что казалось, будто в воздухе закручивается воронка, которая вот-вот ввернет нас обоих в пучину невыраженных эмоций, и мы захлебнемся в смеси его гнева и моего страха.
— Зайди ко мне, ладно? — натянуто мягко попросил босс и, резко дернувшись с места, буквально полетел к лестнице.
А я осталась стоять перед шокированным офисом, как дура. Едва начищенные туфли Гордеева скрылись на втором этаже, ко мне подбежала главная сплетница Регина. В ее руках успела подтаять шоколадка, и это было неудивительно, ведь за последние десять минут температура в помещении повысилась настолько, что мои щеки окрасились стойким румянцем.
— Аллочка! А что это было? — заверещала Регина, подступая ко мне то с одной стороны, то с другой. — Что это Гордеев так странно ведет себя?
— Я не знаю, — я обняла себя за плечи, отстраняясь от напора коллеги, и спряталась за стойку.
— Знаешь! — возразила упрямая девушка, — По глазам вижу – что-то происходит!
Я упала на стул и, оперевшись локтями на стол, закрыла лицо ладонями. Гордеев выставил меня идиоткой на весь офис! А я мямлила перед ним, как овечка. Что? Кофе? Я? Я пила. Аааах! Какой кошмар!
Сам-то навел шороху и спрятался в своем кабинете, а мне тут отдуваться и весь день терпеть эти любопытные взгляды.
— Ничего не произошло, Регина, — немного успокоившись, ответила я. — Просто в пятницу мы с Никитой Дмитриевичем…
Так я начала свою мысль, но не успела я договорить «решили за кофе обсудить детали одного проекта», как болтливая Регина воскликнула, обращаясь ко всему офису:
— Аллочка очаровала Гордеева!
Обернувшись ко мне, она добавила:
— Ну конечно, кто, если не ты. Может, он теперь станет помягче?
Выпучив глаза, я вскочила и вцепилась бледными пальцами в дерево столешницы. Стоило бы дать уверенное опровержение, но по офису потекли переговорчики, и я буквально видела, как из сплетен формируется ужасный голем, от которого я совсем скоро сильно пострадаю.
— Не отшивай его так быстро, а! Пусть немножко походит такой лаааасковый, — Регина надула губки, изображая умиление, и я, не издав ни звука, снова осела на стул, пряча свое красное лицо от коллег.
Пока любительница распускать слухи шла к своему рабочему месту, пританцовывая от радости, я судорожно хватала разные предметы на своем столе, пытаясь навести порядок там, где никогда (никогда!) не бывало бардака.
Только, очевидно, этот самый бардак был сейчас в моей голове.
***
После того, как на мой корпоративный телефон пришло третье сообщение от Гордеева, мне все же пришлось вылезти из-за стойки. Прихватив для вида папку с черновиками и не обращая внимания на шепчущихся коллег, я прошла через весь офис и с тяжелым сердцем поднялась наверх.
На втором этаже всегда царила некоторая изолированность. Здесь было мало жизни. Только работа. Я поежилась от того, как явно ощущалась эта разница с вечно жужжащим первым этажом. Может быть, я не такая уж скучная, раз мне нравится проводить время среди задорных и болтливых коллег, а не в этой атмосфере делового снобизма?
И, похоже, даже холодному Гордееву тут не особо уютно, раз он постоянно слоняется по нашему зоопарку.
Я робко постучалась в дверь кабинета и, получив разрешение войти, открыла дверь.
— Садись, — пробурчал Никита Дмитриевич, сидящий в своем кожаном кресле. Он вперил в меня жесткий взгляд, и я мысленно приготовилась обороняться.
Я прикрыла дверь и тут же ощутила, как в кабинете невыносимо холодно. Заметив, как я потерла ладонями голые руки, покрывшиеся мурашками, Гордеев на миг смягчил взгляд и, поднявшись, захлопнул окно.
Он кивнул на стул, и я присела, прилежно сложив ладони на коленях.
— Зачем вы меня позвали? — спросила я, натянув на губы дежурную улыбку.