Мур указывал на очевидное, не произнося ни слова, но, несмотря на его предложение, Грейс отказывалась зависеть от его прихоти, если на кону стояло её выживание.
– Я соглашусь на такие условия, только если будет обозначен срок.
– Ладно. – Он посмотрел на неё и через мгновение сказал: – Один год. После истечения этого срока я полностью выплачу вам жалование, на которое мы договоримся. До тех пор вы не получите ни пенни. Я не допущу, чтобы вы подкопили денег и через пару месяцев меня покинули.
– Почему? Неужели... в наши дни так сложно найти гувернантку?
– Скажем так, когда я за что-то плачу, то хочу, чтобы всё было по-моему.
Грейс не хотела ходить вокруг да около. Если он делал ей пристойное предложение, она его примет. Если нет, напишет брату.
– И за что, по-вашему, вы платите?
– За услуги гувернантки. – Когда она не ответила, он продолжил: – Поскольку вы настроены говорить откровенно, я признаюсь, что пришёл сюда с другим намерением, но вас точно не устроит предложение стать моей любовницей. – Его улыбка стала обаятельной, он явно хотел задобрить Грейс. – Я честно предупреждаю вас, что попытаюсь изменить ваше мнение на сей счёт, а пока предлагаю вам место гувернантки моей дочери.
– Понятно. По крайней мере, вы честны со мной. Если попытаетесь, как вы выразились, изменить моё мнение на сей счёт, а я всё равно откажусь, что тогда?
– Тогда вы откажетесь. – Его тёмные глаза слегка сузились. – Я не стану вас ни к чему принуждать, если вы об этом беспокоитесь.
"Прошлой ночью ему не пришлось меня принуждать", – с досадой подумала она.
– Почему я? – спросила Грейс. – Такой мужчина, как вы, без труда отыщет себе любовницу.
– Вы необычная женщина. Я уже говорил прошлой ночью, что слышу музыку, когда вы рядом.
– Ну, сказали и сказали, – усмехнулась она. – Вы же не имели этого в виду на самом деле.
– Как раз имел. Когда вы рядом, я слышу музыку. Вы меня вдохновляете.
Господи. Она закрыла глаза и мысленно перенеслась на склон холма в Корнуолле, где рядом с ней находился совсем другой мужчина, но который хотел от неё того же самого. Глаза мужчины были голубыми, а не чёрными, и они смотрели на неё поверх холста, а внизу под утёсом плескалось море.
Этьен называл Грейс "моя муза". Этьен Шеваль, величайший художник своего времени, считал обычную английскую девушку из ничем не примечательной сельской семьи источником вдохновения и гениальности, а когда всё изменилось, обвинил в неудачах и разбил сердце.
– Не нужно делать такой вид, будто я веду вас на казнь, – сказал Мур, прерывая её воспоминания.
Сухой комментарий заставил Грейс открыть глаза. Образ Этьена тут же исчез, его вытеснил куда более реальный мужчина, сидевший перед ней. Порочный, потрёпанный и очень даже живой.
– Зачем Дилану Муру понадобилась муза? – спросила она.
– Почему вам ненавистна сама идея ею стать?
Грейс посмотрела на него, не в силах этого объяснить. Она чувствовала, что история повторяется, но не знала почему. Грейс совсем не походила на типичную любовницу творческого мужчины. Она была практичной, вдумчивой, приличной, и не будоражила воображение.
"Как странно, – подумала Грейс, – два гениальных человека разглядели во мне что-то такое, что пленило их воображение и вдохновило на создание произведений искусства".
Она этого никак не могла понять, потому что считала себя абсолютно заурядной.
Грейс знала, что муз не существует. На место смятения пришла сильная, всепоглощающая усталость.
– Ничего не получится.