Дилан указал на картографический шкаф из красного дерева прямо за ними, где хранились опубликованные ноты, но Грейс покачала головой.
– Я говорила всерьёз, я бы не стала мучить вас своей игрой на пианино. Я всегда предпочитала скрипку.
– Приносите скрипку в музыкальную комнату, чтобы практиковаться всякий раз, когда появится возможность. Вероятно, мы могли бы сыграть с вами вместе.
Предложение не вызвало у Грейс восторга.
– Полагаю, вы хотели встретиться со мной, чтобы обсудить дело, ради которого меня наняли, – проговорила она на манер, подобающий гувернантке: чопорно, отрывисто и чётко. Дилану тут же захотелось сорвать с неё эту благопристойную маску.
– Так и есть. – Он присел на скамейку и жестом предложил ей сделать то же самое. Когда она повиновалась, Дилан добавил: – Какие игры предпочитают гувернантки?
Она посмотрела на него с упрёком.
– Я думала, вы хотите поговорить об Изабель.
– Естественно, – сказал он с притворным удивлением, бездумно нажимая на клавиши рояля и наблюдая за Грейс. – Что ещё нам обсуждать? Разве вы не собираетесь включить время для игр в учебное расписание?
– Для Изабель, конечно. – Дилан рассмеялся и она, покраснев, отвела взгляд.
– Рад слышать, – сказал он. – Игры – это важно.
– Ваша дочь показалась мне очень умной девочкой.
– Даже чересчур, – согласился он, продолжая нажимать на клавиши в случайном порядке. Дилан закрыл глаза и сосредоточил все свои чувства на женщине рядом с собой, ожидая, надеясь что-нибудь услышать. Хоть какой-нибудь намёк на музыку.
Он так явственно ощущал её присутствие, будто они касались друг друга. Закрыв глаза, Дилан слегка повернул к ней голову и уловил в воздухе какой-то приятный запах. Он глубоко вдохнул, наслаждаясь лёгким, нежным ароматом грушевого масла, который навеял ему воспоминания о Девоншире и доме.
– Изабель прекрасно играет на пианино, – сказала Грейс. – Это вы её научили?
– Нет. – Дилан не помнил, чтобы она носила этот аромат прошлой ночью или в тот роковой вечер в переулке. Он открыл глаза и бросил на Грейс косой взгляд из-под ресниц, умышленно играя двухоктавную гамму. – Мне нравятся ваши духи, – сказал он, его предплечье находилось всего в паре дюймов от её груди, пока он пробегался пальцами по клавишам рояля. – Почему вы не пользуетесь ими постоянно?
Выражение её лица, обращённого к нему в профиль, ничуть не изменилось.
– Это мыло, а не духи.
– У меня в поместье производят грушевое мыло. Как и в поместье брата.
– Да, горничная, которая принесла его, чтобы я могла освежиться, упомянула об этом. – Её ничуть не смущала ни близость Дилана, ни интимный предмет гигиены, который они обсуждали. – Мистер Мур, – сказала Грейс, – если вы не хотите говорить о своей дочери, я оставлю вас наедине с вашей музыкой.
Она начала было подниматься со скамьи, но он остановил её, любезно предупредив:
– Если вы пошевелитесь, Грейс, я вас уволю.
Она снова опустилась на скамью рядом с ним.
– Это шантаж.
– Шантаж – довольно грубое слово, – ответил Дилан. Глядя на неё и улыбаясь, он вернулся к гамме. – Я бы назвал это рычагом воздействия.
– Пожалуйста, не... – Грейс осеклась, прикусила губу и отвернулась от Дилана. Через мгновение она проговорила: – Я бы предпочла не обсуждать с вами такие интимные темы, как моя личная гигиена.
Ему нравился её голос. Даже когда она пыталась выразить неодобрение, что, по правде говоря, у неё не получалось. Интересно, знала ли об этом Грейс. Её голос успокаивал и звучал мелодично, словно журчание лесного ручья.
– Хорошо. Давайте обсудим то, что вы хотите, – закрыв глаза, проговорил Дилан.
– В детской пусто, – сказала она, – и Изабель сообщила мне, что её комната находится на втором этаже. Маленькие дети должны спать в детской. Будет ли приемлемо переселить Изабель туда? Вместе с няней, естественно.
– Переселяйте, если хотите, но у неё нет няни. Вам придётся её нанять.
– Хорошо. Могу ли я приобрести подходящую мебель для детской?