- Молодец, - он сжал ее руку в ответ.
- Только сейчас посмотрела на себя со стороны, - проговорила она, деликатно оглядывая зал ресторанчика и присутствующих редких посетителей, - вот смотрю-смотрю: все люди как-то живут. У всех какие-то беды, проблемы: то со свекровью не ладят, то муж пьет, то жена шляется, ничего, живут, смеются, свободны! – она вздохнула и слабо улыбнулась Анатолию, словно извиняясь. – Да, у всех проблемы, но музыку-то они могут себе позволить послушать! Погулять в пятницу или среду могут!
- Не преувеличивай своих несчастий, - остановил он ее. – Ты забываешь о больных людях, я имею в виду, неизлечимо больных, о бездомных, о тех, кто укрывается на ночлег в коллекторе, об одиноких стариках. Музыка? Да им бы не замерзнуть ночью или добыть кусок хлеба! Любовь? Свобода? Они позабыли, что все это существует на самом деле, а не в их снах. Ты в состоянии решить свои проблемы, пусть и не в полном объеме и не до полного удовлетворения, а им остается только одно – смерть. Знаешь, Галя, я практикую всего восемь лет, включая институтскую практику, а уже такого навидался! И с каждым годом, да, какой там, годом, днем, я пугаюсь отворяющейся двери моего кабинета. Вдруг зайдет человек с печатью смерти на лбу, и я не смогу ему помочь, не потому что я такой бездарь, нет, я не отказываю себе в некотором таланте врачевателя, а потому, что у него не хватит денег на лечение! Вот представь, для лечения Димки изобрели лекарство, но стоит оно очень дорого, извини, что причиняю тебе боль, но иначе через твой страх и отчаяние я не пробьюсь, представила?
Она кивнула. Ей легко было, как наяву, увидеть склонившуюся над Димкой медсестру со шприцем, вводящую в кровь ее дорогого сыночка живительный препарат. Черт, да сколько бы он не стоил!…Она зло глянула на Анатолия, но уже поняла, о чем он пытается сказать ей: ее горе преувеличено ею самой, как и всяким другим человеком, считающим себя исключительным. Наедине с собой никогда не решишься на подобное открытие, пусть даже нищие и убогие выстроятся в ряд под ее забором, и стоны голода начнут будить ее по утрам.
- Ну? – он встревоженно заглянул ей в лицо. И хотя она видела его тревогу и сочувствие, для нее не прошла незамеченной и тень глубокой убежденности в своей правоте. Впервые сила его характера заворожила и подчинила себе ее сердце и разум.
- Я бы многое отдала, чтобы вылечить Димку, - опустив голову, ответила она. – У меня есть деньги, мне папа оставил… - Анатолий не прерывал ее, - но я понимаю, что ты хочешь сказать. И если б у меня, у нас, короче, будь я бедна, мне осталось бы только отравиться или отдать Димку в интернат…
- Сменим тему, хватит мучиться, - с трудом произнес он. – Давай будем решать проблемы по мере их поступления: понадобится Димке профессиональная помощь – найдем, не на необитаемом же острове живем, а жаловаться друг другу на жизнь больше не будем, и так в неделе всего один вторник, хорошо?
- Конечно, - она кивнула и тихонько добавила с лукавой искоркой, мелькнувшей в ее почти всегда печальных глазах. – А давай мороженного закажем?
- Грамм по пятьсот, да? – он рассмеялся и подозвал официанта.
========== Часть 14 ==========
14.
Ночью поднялся ветер. Из окна сильно потянуло дождем, хотя улицы, судя по его наблюдениям, оставались сухими, и по подоконнику не барабанили тяжелые капли. Придется поспешить: с этим ветром может прийти осень.
Ноги слушались беспрекословно, а вот руки, вроде уже адаптировавшиеся к нагрузкам, почему-то тряслись. Он прислушался к себе: так и есть, дрожь объясняется страхом. Вон как бухает сердце… Ладно, сейчас сделаем самое важное, а потом позволим себе минутку отдыха. Он перенес тяжесть тела вслед за второй ногой, перехватился покрепче и, зажмурившись, разом разжал пальцы. Падение оказалось легким и очень удачным – прямо на мягкий газон.
Боже! Он выпрямился, борясь с восторгом и ужасом. Сырой воздух влился в легкие бальзамом. Кожа сама, казалось, потянулась к сырости и ветру. Он раскинул руки в стороны и несколько раз глубоко вдохнул холодный ночной эликсир. Побег из тюрьмы. Вот, что чувствует человек, выпущенный на свободу! Под тапочками мягкий ковер из цветов и травы странно, неслыханно шуршал. Листья яблони, росшей под его окном, щекотали щеку и шею, как шелк, как… он не знал и не мог даже представить, с чем можно сравнить подобные прикосновения. Может, с поцелуями?
Ночь длилась и длилась. Ветер шумел где-то под небом, чуть задевая верхушки деревьев. Где-то вдалеке, там, где сине-зеленой стеной возвышался лес, стоял гул, мощный, строгий, пугающий. Какие знакомые звуки, но какие же они чужие, будто кто-то включил их на полную громкость с функцией «долби». Дмитрий огляделся. Соседский дом белел прямо перед ним сквозь кусты сирени. Рукой подать.
Он сделал шаг, другой, ощущение ходьбы по ковру не проходило. И почему он так долго лишал себя этого?! Ну, ничего, теперь все будет иначе, ведь он нашел выход.