Сначала Галина испытывала соблазн сымитировать свое пребывание дома: тихонько включить телевизор, зажечь всеет; пусть бы сын просто знал: она рядом. Но потом что-то зазудело в подсознании, и подняло ее на лестницу.
- Дим, как ты? – ласково спросила она, просовывая голову в дверь. Сын лежал на кровати, и, свесившись, читал очередной «ужастик». В своих вкусах он отличался постоянством. Заметив мать, он лишь мотнул челкой:
- Нормально.
- Дим, а ты не боишься быть один? – только задав вопрос, она поняла, как по-дурацки он звучит, учитывая, к кому она с ним обратилась.
- Ты чего, ма, - он хохотнул, - совсем уже?!
- Не, я не о том. Понимаешь, мне нужно в город съездить, а вернусь я где-то к десяти… - она осторожно перевела дух: самые страшные слова были произнесены.
- Езжай. Я не маленький, – он закрыл книгу и сел, отведя длинные пряди за уши. – Куда тебе нужно, если не тайна?
- Меня одна женщина позвала вместе в театр сходить. Одной скучновато-то как-то…
- Московский? – улыбнулся он снисходительно. – Знаю. Слышал сегодня по радио; весь день реклама шла.
- Да. Ты знаешь, я так давно не была в театре, с ума сойти! – она радостно всплеснула руками. – Ну, я тогда пойду причешусь, и поеду.
- Давай. У меня без тебя дел по горло, - хмыкнул он и махнул ей своим почти царским жестом.
Анатолий заехал за ней ровно в шесть, как и обещал. Он поставил машину за домом Карины, и несколько десятков метров Галина бежала к нему по скользкой дороге, прокалывая серую наледь «шпильками» изящных туфелек.
- Привет! – выдохнула она и обняла его за шею. Его теплые губы зарылись в ее тщательно уложенные волосы, локонами спускавшимися на шею. – Тише-тише, ты помнешь мой вид! – она смеялась счастливо, обнимая его и жалея, что нельзя без риска для макияжа, впиться в его рот поцелуем. Ничего, придет время. Боже! Когда же оно придет?!
Два с половиной часа сказки пролетели, как это всегда и бывает, словно один миг. Буквально только что сверкал, благоухал, аплодировал стоящий в восторге зал, и вот уже снова зима, и ее возбужденный, счастливый, и уже чуть погрустневший спутник, помогает ей накинуть шубу поверх шелкового вечернего платья.
Они целовались, как школьники в подъезде, задержавшиеся с дискотеки домой, ошалев от любви. Этот вечер, весь в миллионах огней, а позже - в миллионах снежинок, сыпавшихся с неба прямо на непокрытые головы, определенно был началом чего-то нового, пока чужого, но прекрасного.
Ровно в десять Галина повернула ключ в дверях своего дома. Радостно вилял хвостом заждавшийся Барк, глядя, как хозяйка торопливо стирает размазавшуюся помаду, зачерпнув горсть снега. Пес не понимал ее действий, но тайну хранил надежно.
========== Часть 23 ==========
23.
Как только мать уехала, он отложил книгу и поднялся с постели. Одиночества он не ощущал, напротив, было даже как-то просторно, легко и непонятно. За окном быстро стемнело, еще бы – конец ноября, и, кажется, начинался снег. Как и все люди, знакомые с чудачествами погоды, Дмитрий отдавал предпочтение снегу перед дождем. Нудный стук холодных капель он ненавидел, а вот томную пелену, застилавшую небо и просыпающуюся на землю белой ватой, обожал, хотя на его жизнь, по большому счету, не должны были влиять ни те, ни другие виды осадков.
Но легкость и чувство простора вдруг оставили его. Что-то загудело в голове, сердце забилось часто-часто, во рту пересохло. Он прошелся по комнате, в страхе сжимая и разжимая вспотевшие ладони. Пот катился по спине и по лбу, стекал на виски. Что с ним? Что? Надо выйти! Он бросился к двери, распахнул ее, и тут же сквозняком его качнуло назад. Мокрый лоб обдало живительной свежестью, и он обессилено сел прямо на пороге своей комнаты, уставясь в пустоту застеленной дорожкой лестницы.
Внизу хлопнула дверь, и тут же часы в холле пробили десять. Мама все же удивительная женщина: сказала в десять, и вот – пожалуйста! Конечно, привычных звуков, сопровождающих ее возвращение, ждать не приходится: ей же не надо готовить ужин, брякая посудой, но все равно от ее присутствия, даже немого, сразу становится легче.
Дима переполз через порог, где просидел с гудящей головой часа полтора, обратно в спальню, и тихонько прикрыл дверь, толкнув ее кончиком большого пальца ноги. В голове прояснилось, темнота перестала давить на грудь, захотелось даже поговорить с мамой, но она все не шла.