Я нахмурилась, тряхнув головой, чтобы прояснить мысли, прежде чем посмотреть в массивные окна, на темный пейзаж за ними. Это был первый раз, когда ставни были открыты, благо, которое, как я поняла, было даровано мне из-за моего послушания прошлой ночью в столовой. В сумеречном свете, сквозь прозрачные шлейфы тумана, катящегося по тому, что вдалеке казалось слегка холмистой зеленью, было не на что смотреть, но то, что я могла расшифровать, было прекрасно.
К тому же было явно слишком рано просыпаться.
—Зачем он может хотеть меня в такой час?— спросила я.
Риддик моргнул, глядя на меня, затем, когда я не пошевелилась, повторил: — Лорд Торнтон просит вас войти в его комнаты.
Я фыркнула и оторвала свое ноющее тело от неумолимого мраморного пола, уперла руки в бедра и закатила глаза, как будто я не была прикована к полу совершенно голой.
— Тогда отведи меня к его Могущественному Лорду, — согласилась я.
Это могло быть игрой света, но Риддик, казалось, улыбнулся, когда присел, чтобы разблокировать мои кандалы.
Я последовала за ним через широкий простор бального зала, затаив дыхание, когда он отпер дверь и провел меня в коридор, не завязывая мне глаза.
Коридор был длинным, с окнами почти от пола до потолка с одной стороны и огромными портретами с мельчайшими деталями с другой, которые явно принадлежали предкам Дэвенпорта. В середине стены был вылеплен и нарисован герб из лепнины, так что он привлекал внимание со всех сторон зала. Обрамленный свирепым грифоном и львом с обеих сторон, увенчанный злобным ястребом и опирающийся на фразу на латыни, которую я не совсем поняла, щит изображал жемчуг, шипы и красные цветущие цветы. Это было красиво.
Я хотела сжечь его.
Мы прошли быстро, миновав отверстие, ведущее вниз к величественной мраморной лестнице, у подножия которой лежал двухэтажный большой зал, выкрашенный в бледно-голубой цвет с замысловатыми завитками лепнины. Я заметила входную дверь и ненадолго подумала о том, чтобы убежать, мысль о свободе была настолько осязаема, что я ощущала на языке вкус земляной травы.
Но слова Александра эхом отдавались в голове,если ты хочешь подвергнуть свою семью риску с мафией, Козима, ты должна знать, что ты можешь уйти в любое время.
Было мучительно подавлять присущее мне бегство или бороться с реакцией на ситуацию. Я хотела выбежать из этих дверей и никогда не оглядываться назад. Я хотела приковать лорда Торнтона к полу бального зала и бить его, пока он не превратился в черно-синее пятно на блестящих плитках.
Но я этого не могла.
На самом деле мне пришлось сделать наоборот.
Я должна был предоставить ему доступ к моему телу, дать ему контроль над каждым своим действием и уступить каждому его правилу.
Сам дом был произведением искусства. Я не могла не думать о том, как бы понравилось здесь моей артистичной сестре Жизель, и это заставило мое сердце сжаться, как потерянное эхо.
Мне отчаянно хотелось связаться с семьей, узнать, как они отнеслись к моему внезапному предложению о работе и к необъяснимому исчезновению Шеймуса. Себастьян был бы в ярости из-за того, что я не попрощалась, его гнев маскировал разбитое сердце. Мой собственный орган чувствовал себя перекошенным в моей груди, половина его все еще находилась за грудной клеткой моего близнеца, где ей и место. Я скучала по нему со свирепостью, которая крала частичку каждого моего вздоха. Елена будет изо всех сил пытаться обеспечить себя жизнью в городе, который она ненавидит, а мама будет занята, поскольку она всегда пыталась удержать крепость в доме больших личностей, где очень мало места для передвижения.
Мы продолжили путь по другой стороне зала и остановились у массивных двойных дверей. Риддик дважды постучал, но, не дожидаясь разрешения, толкнул дверь, схватил меня за запястье и потащил в комнату.
Комната была темно-синей, золотые акценты мерцали в тусклом свете, пробивающемся через два узких окна, обрамляющих колоссальную кровать с балдахином, задрапированную тяжелым темно-синим бархатом, перевязанную сзади толстой золотой веревкой. Они показали гладкое одеяло, серебристые простыни и подушки, а прислоненный к ним с тем же оттенком серого в глазах и золотым беспорядком волос был мужчина.
По дремлющему взгляду и по мягкости полного рта, который обычно был сжат, было ясно, что Александр только что проснулся. Кулак сжал каждое из моих легких при виде его вот так, с обнаженной грудью и без его обычных доспехов.
Он был похож на человека, а не на холодного, властного бога, каким я узнала его за свои короткие недели там.