Пятая дверь открылась.
Я замерла. Перестала дышать. Перестала двигаться.
Я стояла в открытом дверном проеме, моя рука все еще лежала на ручке.
О, Богиня.
Это кабинет Винсента.
Здесь пахло им. На мгновение мне показалось, что мой отец не умер. Как будто он был где-то в этой комнате, с книгой в руках, а между его бровей образовалась серьезная складка.
Прошлое обрушилось на меня, как расколотая сталь, такое же острое и такое же болезненное.
Этот кабинет был гораздо меньше остальных кабинетов Винсента. В центре стоял большой деревянный письменный стол, а в углу у камина — два бархатных кресла. Вдоль стен стояли книжные шкафы, в которых хранились сотни черных, бордовых, серебряных и синих корешков старых, но хорошо сохранившихся книг. Письменный стол был завален хламом, на нем валялись открытые тома, бумаги, заметки, а в центре стола лежала груда битого стекла.
Когда я снова смогла заставить себя двигаться, я подошла к столу.
Там было гораздо больше беспорядка, чем обычно оставлял Винсент. Но с другой стороны… в конце концов он был…
Ну да. Я старалась не думать о том, каким он стал в последние несколько месяцев.
Мой взгляд переместился на бокал для вина, стоящий среди бумаг с заметками, на дне которого образовался засохший красный налет. Если присмотреться, то можно было увидеть небольшие пятна возле ножки — отпечатки пальцев. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, но отдернула её, не желая нарушить остатки его присутствия.
Даже потеря Иланы не подготовила меня к такому. Степень проклятой одержимости, которую на тебя навязывает горе. Мне потребовалось все, что у меня было, чтобы заставить свой разум думать о чем-то другом, кроме него и это полностью истощило меня.
Но теперь, когда я была здесь, в его окружении, мне не хотелось уходить. Я хотела свернуться калачиком в этом кресле. Я хотела укутаться в пальто, случайно оставленное на одном из кресел. Я хотела завернуть этот винный бокал в шелк и навсегда сохранить отпечатки его пальцев.
Я просмотрела бумаги на столе. Он много работал. Списки. Карты. Отчеты о нападении на Лунный дворец. Я пролистала стопку писем и остановилась с дрожащей рукой на листе пергамента.
Отчет, — гласила надпись. Салины.
Он был написан очень простым и понятным языком. Простой учет ресурсов и результатов.
Город Салины и прилегающие к нему районы были уничтожены.
Одно предложение, и я снова стояла среди мертвых остатков Салины. Пыль. Ядовитый туман. Проклятый запах.
Как дрогнул голос Райна, когда он держал уличный знак.
— Это Салины.
И вот на столе моего отца лежит этот короткий, на одну страницу, отчет, в котором подробно описывается, как он уничтожил мою родину. Убил всю семью, которая у меня осталась.
И солгал мне об этом.
— Ты не собирался мне об этом рассказывать, — набросилась я на него.
— Ты не такая, как они, — рычал он на меня.
Пергамент дрожал в моих руках. Я быстро положила его, отодвинув вглубь стопки.
Когда я это сделала, я заметила слабый серебряный блеск. Я отодвинула в сторону открытый фолиант. Под ним лежал маленький, грубо сделанный кинжал.
К горлу подкатил комок.
Я сделала его вскоре после того, как попала под опеку Винсента. Это был первый раз, когда я чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы попросить задание для работы, и достаточно безопасное, чтобы действительно суметь выполнить его. Мне нравилось высекать камень — сейчас я даже не помню, почему. Но я помню, как сделала этот маленький кинжал, и как нервничала, когда представила его ему. Я затаила дыхание, когда он с невозмутимым лицом рассматривал его.
— Хорошо, — сказал он после долгого раздумья, положил его в карман, и на этом все закончилось. Это был первый из бесчисленных случаев, когда я обнаружила, что тянусь за одобрением Винсента и отчаянно думаю, получила ли я его.
И вот теперь он лежал здесь, вместе со смертными приговорами тысяч людей.
Две его версии, которые я не могла примирить при жизни, а теперь, после его смерти была еще дальше от понимания.