Нет, он был просто… наблюдательным. И в эти несколько мгновений, как ни странно, я почувствовала, что мне не нужно прилагать столько усилий, чтобы преодолеть разрыв между собой и остальным миром. Мне не нужно было прилагать столько усилий, чтобы настроить свои лицевые мышцы и язык тела, а также расшифровать его.
И может быть… может быть, он чувствовал то же самое. Может быть, — если учесть, что все мои приставания были просто жестокими словами, которые я бросала в его адрес, — возможно, он действительно был одинок.
Эта мысль поразила меня сразу, когда он подошел к двери, открыл ее, а потом остановился.
Я плохо умела читать выражения лиц. Но это было… разочарование?
Он пристально вглядывался в темный путь впереди.
— Уже поздно, — сказал он. — Сколько времени тебе нужно, чтобы дойти отсюда до своего дома?
— Несколько часов.
Это было еще мягко сказано.
— Не опасно ли маленькой человеческой мышке одной путешествовать так далеко ночью?
— Ночь наступит еще не скоро.
Мое тело тоже не давала мне забывать об этом. Каждое моргание было тяжелым, а мои мышцы раздраженно ныли. Мне было тридцать. Достаточно взрослый возраст, чтобы мое тело протестовало против отсутствия сна так, как не протестовало десять лет назад.
Но я пожала плечами.
— Если бы я не занималась опасными вещами, — добавила я, — я бы ничего не предпринимала.
— Хм. — Он посмотрел на тропу, а затем оглянулся на лестницу, похоже, не будучи убежденным.
Я прочистила горло и поправила сумку на плече.
— Ну…
— Ты можешь остаться, — сказал он. — Если ты конечно предпочтешь дождаться утра, чтобы уйти.
Он выглядел настолько же удивленным, что сказал это, насколько я была удивлена, что услышала это.
Я выгнула бровь.
— Вейл, у тебя уже была одна гостья в этом доме…
— Не так, — хмыкнул он. — Гостья ушла. Я предлагаю тебе твою собственную кровать. Хотя… — и тут его голос понизился, — если ты захочешь разделить мою, я не буду возражать.
Я затихла. Слова ускользали от меня. Я вглядывалась в его лицо в поисках любого из многих признаков, которые я запомнила, что кто-то смеется надо мной, говорит мне что-то неправдивое, и я не нашла ни одного из них в выражении лица Вейла.
Это удивило меня почти так же сильно, как и то, что я обдумывала это.
Я слишком живо представила себе, каково это быть на месте той женщины, чувствовать его руки на моем теле, прижимающие меня. Чувствовать его размеры внутри меня, чувствовать, каково это быть взятой так грубо, так жестко. Я обманывала себя, если думала, что выбросила его из головы. Если бы хоть какая-то часть меня не думала, хотя бы немного, о блеске пота на его голых мышцах при каждом его движении сегодня вечером, я бы об этом знала.
Я наклонила голову и уставилась на него.
— У вампиров хорошее обоняние, не так ли? — сказала я.
Он придвинулся немного ближе.
— Да.
— Ты чувствуешь мой запах? — Мой голос был низким и хриплым.
— Да, — сказал он. — Остро.
— Это… тяжело для тебя?
— Что ты имеешь ввиду?
Я не ответила, и уголок его рта приподнялся.
— Хочешь узнать, соблазнен ли я тобой?
Он наклонился еще ближе. Я прижалась спиной к дверному косяку. Я оставалась очень, очень неподвижной, даже когда он шагнул ближе, наши тела почти соприкоснулись. Он опустил голову, так что его губы почти коснулись моего горла.
Я не двигалась.
Мое дыхание стало прерывистым, сердцебиение учащенным. Какая-то первобытная сущность внутри меня потянулась к поверхности моей плоти, потянулась к поверхности его плоти.
Его рот не касался меня. Но я все еще чувствовала вибрацию его голоса, глубокого и низкого, на тонкой коже моего горла.