— Ты не настолько здорова, чтобы пройти весь этот путь пешком, — сказал он, когда я попыталась возразить.
Он помог мне забраться на него, чего я никак не ожидала, его крепкие и большие руки обхватили мою талию. От его хватки у меня по позвоночнику пробежала трель, которая поразила меня там, где я совсем не ожидала. Когда я села, а он встал рядом с лошадью, его рука все еще небрежно лежала на моем бедре, это прикосновение было единственным, о чем я могла думать.
— Спасибо за гостеприимство, Вейл.
Он слегка пожал плечами, как будто изо всех сил старался сделать вид, что это большое неудобство.
Тем не менее, он не двигался, и я не была уверена, почему. Его рука все еще лежала на моем бедре.
Ждал ли он, что я что-то скажу? Не пропустила ли я подсказку, которую должна была понять? Я часто так делала. Я посмотрела вниз на эту руку.
— Что…
— Могу я тебе написать? — спросил он.
Мой рот закрылся. Я моргнула.
— Могу я писать тебе? — В его голосе звучало смутное раздражение, и я не была уверена, почему.
— Да, — сказала я, наконец. — Конечно.
Ничего само собой разумеющегося в этом не было. Неразумно было позволять Вейлу писать мне. Неразумно впускать в мой дом еще больше свидетельств о проклятых детях Ниаксии, где они могли бы вызвать еще больший гнев богов, чем мы уже заслужили.
Голос в затылке кричал мне об этом. Голос, который было слишком легко заглушить.
В конце концов, я уже принесла так много Вейла в свой дом. Его кровь. Его книги. И я чувствовала себя так, словно была покрыта им до самой кожи. До самого сердца.
Какой вред могут принести письма?
Он выдохнул, опустив плечи. Раздражение исчезло. Я поняла, что, возможно, он был раздражен не на меня, а на себя.
Облегчение. Он почувствовал облегчение.
И, по правде говоря, я тоже, потому что мысль о том, чтобы оставить Вейла, мысль о том, что мы не сможем продолжить то, что начали вместе на прошлой неделе…
Вейл отошел от лошади. Его рука двигалось медленно. Я смотрела, как она покидает мое бедро.
— Будь осторожна в пути, — сказал он.
Я слабо улыбнулась ему.
— Увидимся через месяц, Вейл.
И он вернул улыбку — такую прекрасную, что я даже почти не заметила зубов.
— Увидимся через месяц, мышонок.
КОГДА Я ВЕРНУЛАСЬ ДОМОЙ, Мина бросилась ко мне.
— Я скучала по тебе! Я так волновалась за тебя. Они сказали, что с тобой все в порядке, но я им не поверила. Ты была… ты была…
Я не хотела напрягаться под ее объятиями, но все равно напряглась. Не сразу — сначала это было приятным напоминанием о том, что она в безопасности, что я добралась до дома. Но потом я почувствовала все остальное. Я всегда остро воспринимала ощущения и текстуры, а сейчас я больше всего чувствовала хрупкость Мины.
Она почувствовала это и отстранилась, нахмурив брови. Обидевшись.
Я посмотрела вниз на себя. Тонкий слой бело-серого вещества покрывал мою одежду в тех местах, где меня касалась ее кожа.
— Он ведь не причинил тебе вреда? — спросила она. — Я так волновалась, Лилит. Я… я так, так волновалась.
Я проглотила укол вины.
Она волновалась, а я… я… я…
Я была счастлива там. Я не торопилась возвращаться. Не спешила покидать тихий уют дома Вейла.
Последние остатки сна, в котором я жила последнюю неделю, исчезали.
Я даже не написала ей. Что я была за сестра? Я была слишком озабочена… каким-то мужчиной…
— Он не причинил мне вреда, — сказала я. — Он был…
Добрым. Заботливым.
Я остановилась на:
— Он позволил мне восстановить силы.
Ее рот сжался в тонкую линию.