— Я знаю, — прикусываю нижнюю губу. — Такое ощущение, что я знаю ее уже давно, как будто наши души знали друг друга в другой жизни.
— Не изливай мне это поэтическое дерьмо. Ты же знаешь, я не верю в души. — С этими словами он открывает дверь. — Пойдем, у нас есть работа, и я не оставлю тебя одного, пока ты не в себе.
— Ну спасибо, — ворчу, проходя мимо него и направляясь по коридору.
— И тебе нужно сосредоточиться, — кричит Зей, спеша за мной.
Показываю ему большой палец, зная, что он прав, что быть сосредоточенным во время работы очень важно. Но в тот момент, когда я выхожу на улицу и вижу Рейвен, стоящую рядом с машиной и разговаривающую с Хантером, я знаю, что чертовски облажался.
Один ее вид отвлекает. И заставляет мое сердце снова воспарить. Ненавижу то, что чувствую к ней, чувствую эту мгновенную связь. Я не чувствовал себя так с тех пор, как впервые встретил Уиллоу много лет назад.
Когда мы впервые встретились, мне было всего пять лет, и я выбежал на заднее крыльцо отцовского особняка после того, как он ударил меня наотмашь за то, что я привел домой бродячую собаку. Он сказал мне, что я слишком мягок, слишком добр, и это вызывает у него отвращение, поэтому он ударил меня, пытаясь ожесточить. Он делал это часто, потому что я часто совершал довольно глупое, мягкотелое дерьмо, например, приводил бездомных собак домой, плакал, давал клятву на мизинчиках с девочкой, с которой дружил. Хотя, это случилось уже позже.
— Ты в порядке? — это было первое, что Уиллоу сказала мне.
Кроме того, это был единственный раз, когда кто-то спросил меня, все ли со мной в порядке. Да, Зей и Хантер были моими друзьями тогда, но мы еще не научились понимать, что друг с другом все в порядке. Мы все были эмоционально и физически опустошены так сильно, что были зациклены на этом. Уиллоу научила нас — как убедиться, что друг с другом все в порядке.
Когда я понимаю, что она видела, как я плачу, то поспешно пытаюсь вытереть слезы.
— Конечно, в порядке, — вру я, стараясь казаться невозмутимым, как будто не рыдал только что, как ребенок. — А почему нет?
— Потому что ты плакал, — деловито отвечает она.
— Нет, не было такого, — отрицаю я, чувствуя себя неловко.
Она колеблется, покусывая нижнюю губу.
— Ладно, может, и нет. Но просто чтобы ты знал, если тебе когда-нибудь захочется поплакать, все в порядке. Я тоже иногда это делаю, но я все равно очень сильная.
Я немного смеюсь над этим, и она улыбается.
— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает она.
Как ни странно, мне этого достаточно, чтобы слегка улыбнуться. Я уже давно не улыбался.
Неуверенно киваю.
— Да, вроде как. — Я замираю, глядя на нее и гадая, кто она и почему стоит у меня во дворе. Не то чтобы это было необычно, чтобы кто-то бродил вокруг. На самом деле, такое часто случалось. Но я ее раньше не видел.
— Я Джекс, — представляюсь. — А кто ты?
Она делает шаг ко мне. — Я Уиллоу.
— Уиллоу, как ива? — спрашиваю я, и она кивает, улыбаясь мне. (1)
И эта улыбка… она была такая настоящая. Думаю, это была первая искренняя улыбка, которую я когда-либо видел. И в тот момент я понял, что хочу с ней подружиться.
И мы действительно стали друзьями. Очень, очень хорошими друзьями… до того дня на мосту, который до сих пор снится мне в кошмарах.
До того дня, когда я позволил ей умереть.
И это чувство вины останется со мной навсегда.
На самом деле я пообещал себе, что так и будет.
Это мое покаяние за то, что я сделал.
Когда я подхожу к машине, Рейвен пытается поймать мой взгляд, но я отказываюсь смотреть на нее. Не могу. По причинам, которые я даже не могу понять.
Как и когда мы ехали сюда, я ожидал, что Хантер заставит меня сесть впереди, чтобы самому приземлиться рядом с Рейвен. И в отличие от того, когда мы ехали сюда, я не возражаю, полагая, что мне не помешает перерыв. Но пока я жду, что Хантер заберется внутрь, он этого не делает, говоря мне: