Багаж меня не интересует.
Эти слова повторяются в моей голове весь день, и я становлюсь все злее и злее.
Я не знаю, почему это меня так беспокоит. Не то, чтобы он был мне интересен в этом смысле.
Конечно, нет, Ари. Ты продолжаешь говорить себе это.
Ладно. Он мне нравится. Немного. Но я знаю, что я ему не интересна, поэтому не обращаю внимания на свои чувства. Вместо этого я подавляю их.
И да, мне было больно, когда услышала, что я ему не интересна. Больше потому, что у меня был багаж.
Но, в основном, я злюсь, потому что мне не нравится быть темой разговора для него и его приятеля, когда они просматривают повтор игр.
Это неуважительно.
Да, но он же не уважает тебя. Помнишь, как он с тобой разговаривал? То, что он говорил?
Я знаю, но думала, что все изменилось после той ночи с Кайлом. Я думала, что теперь он видит меня настоящую. А не просто испорченную девчонку, которая из всех сил пытается остаться трезвой.
Но, очевидно, ничего не изменилось. Он все еще видит меня такой.
Я не хотела ехать с ним домой сегодня вечером. Но я также не хотела, чтобы он знал, что я подслушала.
И вот я здесь, сижу в его машине.
Злая, обиженная и еще миллион других вещей. Руки сжаты в кулаки в тихом раздумье.
— Ты там в порядке, Уголовница? — спрашивает он, постукивая пальцами по рулю в такт песне.
— Ммгм…
— Похоже на то.
— Я в порядке. — Я стиснула челюсть и уставилась в пассажирское окно.
Я снова чувствую на себе его взгляд, но игнорирую его.
— Я хотел сказать тебе сегодня утром… Джиджи понравилась картина. Я подарил ей ее вчера вечером.
— Я рада. — Говорю, как можно меньше слов, потому что, если я скажу больше, мой гнев выплеснется наружу.
— Я сделала пожертвование.
— Хорошо.
Он поворачивает машину вправо и резко жмет на тормоза, останавливаясь у тротуара, а мы все еще в пяти минутах езды от моей квартиры.
— Ладно, что случилось? — говорит он расстроенным тоном.
— Ничего.
— Ничего. Конечно. — Он кивает, не веря. — Значит, ничего — это причина, по которой ты не произнесла ни слова за последние полчаса и не смотришь на меня сейчас.
Я перевожу на него взгляд.
— Я не знала, что это обязательное условие для разговора.
Он выглядит раздраженным, но в его глазах мелькает что-то еще, что я не могу расшифровать.
— Это не так, но обычно я не могу заставить тебя замолчать.
Мило.
Может быть, если бы он держал рот на замке, я бы не чувствовала себя так, как сейчас.
Дерьмово.
И как будто я действительно хочу выпить.
Нет, не хочу. Я не позволю его неосторожным словам завести меня в тупик.
— Ты собираешься рассказать мне, что тебя гложет, в ближайшее время?
— Зачем?
— Зачем? — повторяет он, приподнимая бровь.
— Да, зачем? Почему тебя вообще волнует, что меня что-то беспокоит?
Он выглядит удивленным. Как будто он и сам не уверен в ответе.
— Я просто… меня это волнует.
Я беззлобно смеюсь.
— Хороший ответ.
— Черт возьми, Уголовница. — Он раздраженно вскидывает руки. — Потому что мы друзья, вот почему.
— Я думала, у меня слишком много багажа, чтобы быть твоим другом.
Он хмурится.
— О чем ты говоришь?
— Я слышала, как ты… в спортзале, говорил с Томпсоном обо мне.