3 страница2643 сим.

— Тёть Надь, если все в порядке, я, наверное, пойду. Меня там… ждут. Или давайте, может, в травмпункт вас отвезу на всякий случай? Посмотрят, что да как.

Женщина с подозрением покосилась на Егора. Она явно взвешивала все «за» и «против», и, судя по выражению ее лица, «против» уверенно перевешивало.

— Соглашайся, мам. Когда еще такая возможность представится – на «Ямахе» прокатиться? — сузив глаза, ядовито прошелестела Уля. Всё не уймется никак. — С ветерком.

«Давно ты такой борзой стала?»

Тетя Надя потерла ушибленное бедро, аккуратно наступила на ногу, сделала несколько шагов и заключила:

— Да в порядке я. Не волнуйтесь.

«Повезло…»

— Ну, тогда я пошел? — пробормотал Егор, под раздраженным Улиным взглядом отступая из кухни в прихожую. — Еще раз извините.

Обескураженный возглас: «Егор, соль!», долетел в спину уже на пороге в общий коридор.

 ***

Никогда Ульяна борзой не была, то есть, вообще никогда. Всегда была Ульяна тихой, скромной, послушной девочкой – радостью и надеждой своей матери. Просто щелкнуло в ней что-то в момент, когда она пересеклась с Егором взглядом. «Лондонский» оттенок голубого топаза, пронизанного редкими вкраплениями янтаря, бездну – вот что она увидела в широко распахнутых глазах напротив. На мгновение дух захватило даже: «Вот они какие, оказывается. Точно…». В детстве Уля не придавала данному факту ровно никакого значения, а потом, когда повзрослела, возможности разглядеть уже не представилось – не до того ему стало, не до неё, ни до кого. А чего она с час назад в глазах этих не увидела, так это сожаления по поводу случившегося. То есть, сожаление какое-то, может, в них и плескалось, а вот понимания, что мама, немолодая уже женщина, свалилась с табуретки из-за того, что кое-кому ни свет ни заря соль понадобилась, обнаружить не удалось.

Правильно мама про него говорит: горе луковое, а не парень. Там, где он, творится какая-то вакханалия. Вакханалия – его второе имя. У Ульяны за время, что она добровольно-принудительно приглядывалась к кардинально изменившемуся образу жизни своего соседа, именно такое ощущение и сложилось. С такими, каким он стал, связываться себе дороже. Из квартиры вечно или гитарные напевы, или барабанные соло, дым коромыслом. Года три дверь вообще не закрывалась: хлоп-хлоп, топ-топ, громкие голоса, нескончаемый смех, а то, бывает, и звуки, о природе которых приличным девочкам думать негоже. Причем, что любопытно, девушек он к себе водил и водит в основном в дневное время, ночью же чаще слышится тихое бренчание струн. Последние пару лет стало, вроде, потише, бесконечные тусовки у Егора дома закончились, но всё равно нет-нет да «привет, былое». Под окном – вечное тарахтение его «Ямахи». Уля всегда знает: Егор приехал. Егор уехал. Весь дом, блин, знает!

Коржик, мяукнув, запрыгнул на кровать, боднул хозяйку в плечо, устроился под боком и замурлыкал, будто призывая успокоиться. Сон больше не шел. Какой уж теперь сон?

— Вот нормальный он, как ты думаешь? — с досадой протянула Уля, на автомате касаясь пальцами теплой пушистой макушки. Риторический вопрос размышлений не требовал: Ульяна давно уже себе на него ответила. Нет.

3 страница2643 сим.