— Всё равно мы справимся! — хором отозвались друзья.
И даже Вещь взобрался ей на плечо, поддерживая оптимизм остальных. Что ж, спорить с ними Уэнсдей не собиралась, но больше и слова не сказала. Даже прощаясь с ними, только кивнула и ушла с Энид и Вещью в комнату.
Писать книгу, как привыкла, она не стала — остерегалась, что с таким расположением духа заставит свою главную героиню совершить суицид. Или избить кого-то до полусмерти. А может, сойти с ума и стать маньячкой. Или самое страшное — её героиня будет искать утешения в отношениях и переспит с кем-то.
Вместо этого она сразу переоделась в пижаму — чёрную майку и шорты — и, не распуская косичек, легла спать. Но сон не шёл: глаза вообще не смыкались.
Почти всю ночь она лежала и созерцала пустоту. Даже почти не думала… просто впала в апатию. Хотелось уже побыстрее раскрыть дело убийства Бьянки… хоть чем-то интересным заняться в этой поганой жизни, а не топтаться на месте изо дня в день.
Только к утру её сморило, когда уже первые лучи солнца скользнули через витражи, и удалось ненадолго погрузиться в беспокойный сон. Пред глазами мелькали странные тревожные образы, но распознать их не удавалось…
Проснулась Уэнсдей от криков Энид, что трясла её за плечо.
— Соня ты эдакая, вставай уже! Иначе я уйду на уроки без тебя! Вставай! Проснись же!
— Кх… какой… какой урок пре… первый? — давно её не душили путы сонливости и совсем уж спутанного сознания.
— Химия! И вставай уже!
— Скажешь на уроке, что я умерла, — удалось ответить на удивление разборчиво, прежде чем сознание вновь ускользнуло.
— Мы так не договаривались! Просыпайся уже! Ты меня пугаешь! — в полудрёме показалось, что визг Энид пугающим эхом разнёсся по помещению.
— Ладно… — и она рывком заставила себя сесть, хотя мысленно продолжала лежать без движения в постели.
Кое-как Уэнсдей оделась, но приводить себя в приличный вид, переплетать растрёпанные косы и укладывать чёлку не стала: пускай все думают о её внешнем виде что угодно. Ей хотелось просто просуществовать следующие несколько часов, а после заснуть хоть на газоне или тропинке во дворе.
— Пошли уже! Опаздываем же! — воскликнула Энид и, обхватив Уэнсдей за запястье, потянула прочь.
— Если я по дороге засну, не тревожь меня, — предупредила девочка, кое-как пытаясь поспевать за энергичной соседкой.
— Ты меня серьёзно пугаешь, — тихо откликнулась Энид.
— Я просто хочу спать, — сказала Уэнсдей, и мир на мгновение стал чёрным, а лицо прожгло болью.
Она подумала, что заснула на ходу, но быстро поняла, что просто упала ничком: подруга почему-то резко затормозила и выпустила её руку. Но зато желание спать пропало — нос жгло болью, и это отрезвляло сознание лучше нашатыря.
— Прости… — голос у Энид прозвучал так, словно она плакала.
Вскочив на ноги, Уэнсдей проверила целостность носа — с него не шла кровь, и кость не ушла в неправильном направлении. Обошлось без травм.
Уэнсдей оглянулась по сторонам и поморщилась от гама вокруг. Оказалось, Энид уже вывела её на улицу, и они стояли прямо в том месте, где неделю назад обнаружили Бьянку. Как и в тот день, на площадке собралось множество взволнованных студентов… и снова в отдалении выла полицейская сирена. А кто-то даже испуганно кричал или плакал… как Энид, чьё лицо стало красным, а на дрожащие от надвигающихся всхлипов губы падали чёрные от туши слёзы.