Хэл медленно провёл языком по передним зубам, пристально проследив за Конни.
— Н-да, — пробормотал он себе под нос и лениво отлип от перил.
Взгляд его жёг Констанс спину. Она никогда прежде не понимала выражение — глазами можно дырку прожечь, но сегодня ей стало ясно, как это. Она неловко кашлянула и поправила сумочку на плече, чтобы чем-то заполнить неловкую пустоту вокруг себя, и вместе с тем рассматривала гостиную. Всё здесь было затянуто простынями, всё спрятано и закрыто.
— Мы с тобой похожи на молодожёнов, — вдруг сказал Хэл и рассмеялся, обойдя её сбоку. — которые приехали смотреть новый дом.
Конни вскинула брови.
— Молодожёнов?
— Ну да, — он рассмеялся снова. — Знаешь, они всегда приезжают в такие вот запечатанные дома. Где всё запаковано. Обычно в них ремонт так себе, понимаешь? Всё старое, всё разваливается и скрипит. Но, ха, знала бы ты, как их нахваливают риелторы.
— Ты женат? — спросила Констанс весьма вежливым тоном, но Хэл замолчал у неё за спиной.
И она поняла, что могла ляпнуть лишнее.
Не все готовы отвечать на личные вопросы своим без пяти минут новообретённым родственникам.
Хэл небрежно сказал, поравнявшись с Конни:
— Нет, не довелось. У меня была женщина, которой я сделал предложение. Но она… — он как-то странно скривил рот и поморщился.
Конни ничего не сказала, глядя на дядю и на его резко переменившееся лицо. Даже это безразличное спесивое выражение не могло скрыть странной внутренней боли. Она проявилась в хмурой складке между бровей. В морщине на лбу, под короткими белыми волосами. В прорезавшихся складках в углах пухлых капризных губ, подобных купидонову луку.
И Констанс стало до противного жалко его. Отчего — она не знала, но ей хотелось бы стереть эту тревожную морщину. Она пока слабо понимала, почему Хэл нравится ей таким, каким предстал в первую минуту: до чёртиков самоуверенным, спокойным и невозмутимым, похожим на ленивого хищника в этом тихом светлом городке.
— А это та самая плита? — сменила она тему и указала на здоровенный агрегат в центре кухни под куполом вентиляции.
Хэл небрежно кивнул.
— Да, детка, ты угадала. Впрочем, не заметить её было трудно.
Он подошёл к плите ближе и провёл по ней рукой.
— Газовая. Это хорошо и плохо сразу.
— Почему?
— Потому что газ можно включить незаметно. Ты быстро принюхаешься к нему, а можешь совсем не почувствовать. Газ — опасная хрень. Надышишься им, заснёшь и не проснёшься.
— Ого. — Конни с опаской посмотрела на плиту.
У неё дома была только электрическая.
— Газовый вентиль пока перекрыт, но я всё улажу, — успокоил Хэл. — Вот, подойди сюда. Видишь эти выключатели? Они как раз регулируют огонь в конфорках.
Констанс шагнула к нему ближе и уставилась на пыльные чёрные ручки, выстроившиеся в ряд на специальной панели. Хэл притянул её за локоть ближе и поместил перед собой.
— Так. Запомнила их положение?
— Все повёрнуты горизонтально, — произнесла Констанс.
Она чувствовала, как при каждом вдохе его вздымающаяся грудь и твёрдый живот касаются её спины.
Это было невыразимо странно. И ещё больше — невыразимо приятно. Она облизала губы и покосилась вбок. Хэл оперся руками справа и слева от неё о кухонный стол, навис над Конни. А она, в его странных объятиях, которые и объятиями-то, кажется, вроде не были, отчаянно смотрела на газовые вентили, будто пытаясь отвлечься.
Всё было, к чёрту, абсолютно бесполезно. Хэл чуть склонился к ней и щекой коснулся её уха.
Невзначай.
Констанс всем телом от неожиданности вздрогнула.
— Когда хочешь зажечь огонь, поверни вентиль и подержи немного. Вот так.
Хэл протянул руку к плите, провернул рычажок. Его предплечье теперь вжималось Конни в живот, он словно обнял её. Не специально, конечно. В конфорке что-то ритмично защёлкало. Констанс слышала, как бьётся в такт этим щелчкам его сердца, но совершенно ничего не говорила и не делала.
По плечам и позвоночнику пробежали быстрые колючие мурашки.