— Чёрт бы их побрал, — протянула Стейси и, нырнув в кладовку, вытащила оттуда пустое ведёрко. — Я сейчас.
— Не хочется, чтобы они загадили там всё или начали кидать мусор в кусты, — напоследок бросил Хэл, провожая её взглядом в спину.
Когда Стейси вышла из кухни, а они с Констанс остались наедине, Хэл осторожно прикрыл буфет и привалился к нему плечом, с улыбкой глядя на племянницу:
— Ну? Ты не против будешь?
— Не против чего?
Улыбка у него была что лёд. Кажется, губы растянуты, зубы обнажены, но это больше оскал — потому что глаза под очками совсем холодные. Он повторил:
— Я хотел бы искупаться.
Констанс не видела, чтобы он был таким уж грязным. Да, футболка в паре пятен и на джинсах тоже пятно. Но лицо и руки чистые. Она замялась.
— Это не займёт много времени, — Хэл будто мысли её читал. — Обещаю. Просто у меня вторая рабочая смена. Там нельзя приходить в таком виде.
Констанс впервые задумалась, кем мог бы работать дядя Хэл. Манекенщиком?
Больше ничего в голову не лезло. Но возможно, он брокер или финансист, или офисный сотрудник. А может, врач? Нет, не похож. Конни попадались разные врачи, плохие и хорошие, но таких глаз у них не было.
Она не представляла, как человек с таким взглядом мог бы лечить людей. Нет, глупости.
— Хорошо, — сдалась она. — Ты же знаешь, где душевая?
— Конечно, — спокойно сказал он и потрепал её по плечу. — Спасибо, тыковка. Я расчистил всё, что мог. На крышу тоже слазил. Там, в самом деле, ничего особенного. Прикрыл дыру шифером, закрыл плёнкой. Такая ерунда.
— Я… — Конни запнулась. — Я очень благодарна.
— Не стоит, детка! — ответил Хэл и крепко обнял Конни, ловко положил одну руку ей на талию, а другой прижал её за затылок к своей груди. Она бы и сделать ничего не успела. Просто — секунда! — и он обнял её. Ему глупо сопротивляться: он уже сделал всё, что хотел. И Конни, отстранённо прижавшись щекой правее сердца, терпеливо ждала, когда он её отпустит.
Она знала, что как-то всё неправильно было. Чувствовала кожей, волосами и нервами. Это ощущение витало в воздухе между ними, как электрический разряд, и Конни ждала, что её неминуемо ударит током.
Дядя Хэл был, кажется, на вид совсем не из тактильных. Будь Конни благоразумнее, она бы повесила сама табличку «Берегись!» ему на грудь. Но пока что место там было только для неё.
— Я ужасно рад, — сказал он и наконец разжал руки, белозубо улыбаясь ей, — что мы наконец встретились. Это же… с ума сойти можно! Я думал, у меня больше никого не осталось.
— Я тоже, — выпалила Конни и сама удивилась, как же так.
Ведь у неё-то остались папа и Бруно (возможно, если его не переехала машина…). И даже Джо, что там говорить. Она тоже член её семьи.
Далёким отголоском своего тихого, но правдивого внутреннего голоса Конни знала: да, взаправду все они — семья. Только ей там места нет.
— Ну, — вздохнул дядя, — кажется, мне наверх и направо?
— Ты же сказал, — улыбнулась Конни совершенно искренно, потому что вид у него стал дурашливый и растерянный — всё вместе, — что помнишь?
— Я видел динозавров и Нокиа, Констанс, — серьёзно парировал Хэл. — Могу и ошибиться.
— Да, — тепло сказала она. Иногда он действительно казался ей знакомым и родным. — Направо.
— Славно! — подмигнул дядя Хэл и вышел из кухни.
3
Как в любом старом доме, душевой здесь не было. Только большая эмалевая ванна, стыдливо прикрытая бежевой занавеской. На стальной полочке стояли поистратившие срок годности шампунь и гель для душа. В мыльнице лежал плесневелый кусок мыла. Когда Хэл зашёл сюда и, поморщившись, огляделся, первое, что он сделал — взял из-под раковины старую губку, нашёл какое-то дешёвое чистящее средство (оно пахло по-стариковски сладко) и, включив везде воду, хорошенько помыл раковину и ванну с лейкой.
Если Хэл что-то не терпел больше, чем сраных педиков и вульгарных женщин, так это грязь.