— Нет.
Она хмурит брови, качая головой и смотрит так, как будто ей действительно интересно.
— Почему нет?
Что-то бьет мне в грудь, как по гонгу. Сильно.
— Люди не благосклонны. Они эгоистичные сволочи. А солнца в пустыне мне хватило на шесть жизней.
— В пустыне. Ты служил?
— Ага, морской пехотинец.
Мы смотрим друг на друга несколько секунд, и я не ожидал, что она встает.
Ее внимание привлек мой шрам на боку. Она обходит меня сзади и задерживает дыхание, очевидно, обнаружив физические сувениры войны — перекрещивающиеся ножевые ранения.
Остальные в голове — прочно осевшие, изнуряющие и оставленные врагами.
— Что с тобой случилось, Бутч?
— Не хочу об этом говорить, — хриплю я, но крики о пощаде наполняют мою голову.
Синди появляется передо мной, и сочувствие искажает ее лоб, сжимая мое горло.
Теперь, когда она встала, наша разница в росте более очевидна, ее макушка едва достигает центра груди. Она выглядела бы как кукла в моих руках. Мне хочется поднять её и проверить, но я тогда я бы не смог остановиться и потерся об нее. Прислонил бы к своему твердому члену и гладил, как одежду по стиральной доске. И снова унизил бы себя.
— Не стесняйся, — говорит Синди, тяжело сглатывая. — Уверена, ты очень давно не видел женщину.
— Никогда… никогда не видел такую, кто звучал или пах также хорошо, как ты, — выдыхаю я, мой член сжимается. И я напрягаюсь от зубов до зада, чтобы не кончить снова. Мягкость ее кожи, нежное мурлыканье голоса, пухлость губ, каждый сладкий дюйм ее тела атакует мои чувства. Проклятье, мне так хочется вонзить свой член между её бедрами, чтобы она получила удовольствие. Чтобы она наслаждалась этим. Знаю, что это невозможно, но не могу перестать мучить себя.
— Тебя раньше трахали, Синди?
Она делает вдох, закрывает глаза.
— Нет.
Из меня вырывается отчаянный стон, и я почти сгибаюсь пополам от того, как поджимаются мои яйца, желая быть счастливчиком, который наполнит ее.
— Хотел бы я быть твоим первым.
— Именно это я и предложила, — тихо говорит она, явно сбитая с толку. — Помнишь?
Мой смех наполнен болью.
— Ты бы пожелала мне смерти после одного проникновения, а твои ногти разорвали бы каждую рану на моей спине, в попытке меня остановить. — Когда она продолжает недоуменно смотреть на меня, я вздыхаю и расстёгиваю молнию на джинсах, позволяя моему чудовищно огромному члену выпрыгнуть наружу.
Она отскакивает назад, зацепившись ногой за нижнюю ступеньку, и начинает падать.
Нет.
С огорченным звуком я ловлю ее в объятия прежде, чем какая-либо нежная часть ее тела соединится с твердым металлом. При этом мой стержень вклинивается между ее животом и моими коленями. Мои щеки вспыхивают, когда я понимаю, что ее киска отделяют всего два слоя ткани — джинсовые шорты и трусики. Если она в трусиках.
Иисус. Иисус.
— Не двигайся, — выдавливаю я.
К моему полному шоку, ее веки трепещут, а соски тоже твердеют, прикасаясь к моей груди.
Почему она не в ужасе? Почему она не кричит, чтобы я отпустил ее?
— У меня есть идея, Бутч. — Кончики ее пальцев скользят к центру моей груди, и мои мысли разбегаются во всех направлениях. Она прикасается ко мне. Трогает меня.
— Почему бы нам не начать с малого? Если ты поднимешься на один этаж, я позволю тебе… п-поцеловать меня.
Я сосредотачиваю все внимание на ее губах. Мое сердце бешено стучит, а член напряжен до предела от мучительной интенсивности между нами.