— Она моя жена!
— Не по своей воле!
Я толкаю его к стене.
— Ты будешь уважать ее, брат, или, блядь, да поможет мне Бог…
Он качает головой.
— Ты все испортишь.
Я кулаком бью его по лицу, рассекая щеку. Они что, блядь, не знают? Они, блядь, не видят, что я отдал за этот чертов город? Ради этой чертовой семьи. Что я сделал!? Из-за меня они сидят в своих больших домах и ездят на своих блестящих машинах. Я — их банковские счета и их власть. Я, блядь, владею всем.
Всеми ими.
Ашер сплевывает кровь на плитку рядом с нашими ногам.
— На казино было совершено нападение, — рычит Ашер. — Двое убиты, пятеро ранены. Похоже на неудачную авантюру. Я подумал, что ты должен знать.
— Тогда, блядь, разберись с этим, Ашер, или позови Атласа.
Я тряхнул его за плечо, прежде чем отпустить. Это был не первый раз, когда в казино происходило что-то неладное. Это был рай для драки и преступлений. Мне не нужно было вмешиваться.
— Они были в масках, — огрызнулся Ашер. — У меня есть запись голоса, который сохранил швейцар, который, кстати, мертв. Вот.
Я замираю, слушая.
Раздается шорох одежды, затем пауза, после которой пространство заполняется помехами.
— Ты слушаешь, Габриэль? — говорит голос, приглушенный и статичный. — Я приду за твоим городом. За твоим троном. По кусочку за раз, — далее к звукам присоединяется крик, сопровождаемый разрыванием плоти. — Я заберу все. Твой город. Твою власть. Твою милую жену, — голос смеется. — Ты не заслуживаешь того места, на котором сидишь. Мы только начинаем. А что касается тебя, то скоро ты воссоединишься со своим любимым братом. До скорой встречи, Габриэль.
Кровь стынет в моих венах. Голос был низким, намеренно таким, но глубоким. Что-то в затылке сверкнуло от знакомости, но из-за помех и нарочитого понижения тона я не смог определить, что именно.
— Что-нибудь еще? — процедил я.
— Этого недостаточно? — Ашер спрашивает. — Твой город атакуют, а ты здесь играешь в чаепитие с женщиной, которой ты не нужен.
— Мне достаточно твоего неуважения на один вечер, Ашер, я смирился с этим, потому что мы с тобой одной крови, но еще один шаг за черту, и я буду обращаться с тобой также, как со всеми остальными.
Я чувствую его взгляд на своей спине, но я ухожу от этих слов и ненависти, которую я чувствую, излучая от него. Отношения между близнецами и мной, близнецами и всеми, кто имел с ними одну кровь, были шаткими.
Но они были семьей, они были моими братьями. Между нами часто случались неприятности, но Сэйнты ценили близких превыше всего.
Их учили этому та же, как и меня в детстве.
Когда я вернулся, Амелия стояла за своим стулом, зажав ноготь большого пальца между зубами.
— Я не хочу мешать, Габриэль, я уверена, что ты занят.
Я мог сказать, что часть ее была искренней в этом заявлении, что она не хотела отнимать мое время, но большая часть ее видела в этом оправдание, чтобы сбежать от меня.
— Hai il mio tempo, leonessa, sempre (прим. пер. — У тебя всегда есть мое время, львица).
— Что?
— Сядь.
— Габриэль…
— Я. Сказал. Сидеть.
Она повинуется, тяжело опускаясь на стул.
— Ты не можешь просто так говорить мне, что делать.
— Твое послушание говорит об обратном.
— Я не чертова собака, и я не потерплю, чтобы со мной так обращались.
— Если бы ты перестала так сильно сопротивляться, возможно, я бы прекратил приказывать.
— Я не обязана терпеть твое дерьмо. Босс ты или нет, я тебе не принадлежу.