Шатаясь из стороны в сторону, мистер Сальваторе как всегда с осанкой и солидным видом вошел в зал. Черные кудри его были слегка взлохмачены, на лицо он надел фальшивую улыбку, а в зрачках его плясали черти. Он сразу же направился к фуршету и налил себе шампанского. «Как же все здесь у вас тоскливо! Умереть от скуки можно, сыграли бы чего веселее, болваны!» – он ругал про себя музыкантов, хотя, в сущности, он был зол только на Кэтрин, но от этого ему хотелось обозлиться на все вокруг.
- Что ж вы все такие грустные? – спросил он с наигранно глупым выражением лица музыкантов, которые отдыхали перед очередной партией, – мазурку мне! – крикнул некто внутри него, изрядно пьяный.
- Ээ, простите, мазурку, сэр? – спросил почти боязливо его виолончелист,– конечно, сыграем. А вы идите пока, отдохните перед танцем, – музыканту уже хотелось скорее прогнать его.
Как только раздались веселые звуки мазурки, Деймон, осушив очередной бокал шампанского, пригласил на танец самую вульгарную дамочку и отправился вглубь залы танцевать с ней. В эту ночь он протанцевал со всеми самыми хорошенькими и самими доступными девушками, которые были на балу. «Отчего же я раньше так не веселился? Я нравлюсь женщинам, чем я хуже тебя, милая Кэтрин? Это же просто глупо, вот так просадить свою молодость!» – думал он. Никогда прежде Деймон так много не пил, он весь светился наигранной радостью.
Стефан вместе с извозчиком пытался привести коляску в рабочее состояние. Элизабет, не выдержав, оседлала лошадь и сама отправилась искать Деймона. По дороге она спросила у прохожих, где проходил этот бал, и сейчас же отправилась туда.
В один из перерывов между танцами к Деймону подошла хозяйка публичного дома (она сразу же по одному его виду поняла, что он «ее посетитель») и сказала, что он сегодня желанный гость. Мистер Сальваторе, не задумываясь, согласился. Пока он с фальшивым пристрастием болтал с этой женщиной, память его невольно, как бы противоположно его разуму, рисовала ему августовскую жару в полдень. Кэтрин босиком вбежала в распахнутую дверь, ведущую на задний двор в сад, с огромной охапкой цветов в руках, из-за которой было почти не видно ее лица. Она по-детски сбросила их на стол. Но вот уже ее тонкие руки с женственной изящностью перебирают каждый цветок, а она вдыхает аромат каждого из них, закатывая глаза и смеясь. В комнате так много света, он слепит глаза. Его лучи играют в локонах жены и в лепестках цветов…
Почти падая, Деймон брел по мостовой, обтирая свой фрак о грязную оградку. Как только Элизабет увидела его, то сразу же подъехала к приятелю, слезла с лошади и бросилась его догонять.
- Деймон, постой! Ну, куда же ты собрался? Пошли, я отведу тебя домой, – молила Элизабет друга, хватая за рукав.
- Куда я собрался? В бордель! – просто и равнодушно ответил он, отчего Элизабет вся покраснела и обомлела, но продолжила идти за ним.
- Боже, да что же ты такое говоришь? Перестань, тебе нужно выспаться…
Она не успела договорить, потому что споткнулась об упавшего на землю приятеля. Деймон сел, закрыв лицо руками. Его пронзил стыд. Он ненавидел себя за все, что сегодня сделал и собирался сделать, за все, о чем думал. Он порядочный, образованный женатый человек сидел сейчас пьяный на мостовой и оглашал, что собирается в публичный дом.
- Я ужасен… это отвратительно. Ты не должна меня видеть таким, я не хочу этого. Я ненавижу себя за то, что сегодня натворил.
- Все хорошо, – сказала шепотом она.
Элизабет откинула полы накидки и присела рядом с другом, обняв его за плечи. Ей было печально смотреть на его падение, но она с удивлением и утешением для себя заметила, что он не заплакал. Любой бы на его месте пустился в пьяный рев, но он сохранил человеческое лицо, несмотря на то, что сегодня почти его потерял.
- Ты должна уйти. Меньше всего я в своей жизни хотел, чтобы такая хорошая девушка, как ты, увидела меня в таком положении, – он резко встал, отшатнувшись, – уходи, я пойду сам.
- Перестань. Обещаю, я забуду об этом и никогда не буду тебе напоминать, но умоляю, позволь тебе помочь! – испуганно ответила она.
Деймону стало противно, что впервые в жизни он похож на того, кто всегда вызывал у него отвращение: ему хочет помочь дойти до дома хрупкая девушка. Нет, лучше он сам. Шатаясь, он гордо пошел в сторону дома, объезжаемый колясками, поднимающими дорожную пыль. «Что я такое? Что же я хотел сделать… Что я доказал себе этим? Единственный, кто виноват, лишь я сам. Как я мог осуждать женщину, которую так люблю?»