Посреди зала вспыхнул костёр, что взметнулся под самый купол чертога. Омерзительные существа закружились около него, воспевая своего пещерного короля.
Затем зал размыло…
Джим очутился верхом на каком-то существе, напоминавшем одновременно волка и кабана. Он вглядывался в холодную даль, с которой веяло скандинавским ветром. Кожей ощущал он – что-то грядёт. За спинами его чудовищных воинов плескалось бескрайнее море, завывал морской ветер, предвещая шторм.
Да, он ждал варварского короля, пещерный владыка собирался посягнуть на его трон!
Он двинул своё войско вперёд, через ледяное поле. Приложив руку козырьком к лицу, Джим увидел армию своего врага и его самого: он сидел на прекрасной гнедой кобыле, одетый в латы и шлем, и, несмотря на высокий рост и чрезмерную худобу, держался в седле увереннее, чем Джим верхом на своём «пугале».
О, как давно мечтал он сразить варварского короля! Он столько всего для этого сделал, даже вышел из своего подземного царства. Значит его ожидает славная битва и блестящая победа.
И была великая сеча, размытая дурманом сна… Отчётливо лишь увидел он, как сбросил с лошади своего главного противника и готов был сразить его булавой. Но варварский король ловко поднялся с земли, отряхнулся и, не поворачиваясь лицом к Джиму, вдруг расхохотался – столь знакомым смехом, в который вкладывал всю свою удаль и смелость.
- В чём дело? Что я упустил?! – удивлённо и отчаянно крикнул Джим.
- Ты точно этого делать не будешь… – отвечал король.
И поле брани исказилось, удивительные метаморфозы превратили его в крышу какого-то здания. Сам он уже не был в царской накидке, а был одет в костюм и пальто с кожаным воротом.
Варварский король также преобразился: он по-прежнему стоял спиной к Джиму, но одет был тоже в пальто и костюм, тёмные кудри его трепал промозглый ветер, а пронзительные солнечные лучи мягко обволакивали всю его фигуру. Он продолжал свой победный хохот. Затем изящно развернулся и по-молодецки спрыгнул с карниза, щёлкнув подошвой туфель о пол крыши. Но Джим не смог разглядеть лицо незнакомца, поскольку глаза ему беспощадно слепили лучи холодного солнца.
Очнулся Джим на заре, почти в семь утра, весь в холодном поту, с ворохом вопросов и спутанных мыслей в голове.
***
За пару дней до Рождества Теренса навестила сестра. Леони очень хотелось повидать брата и пожаловаться на очередную ссору с Калебом: они опять расстались. Ей не хотелось праздновать в одиночестве, упрекая себя за глупость и наивность, потому что опять осталась без мужчины. Леони всего-навсего желала простого женского счастья, боялась быть одна, без крепкого плеча. Только в силу этих причин она не расходилась с Калебом окончательно, закрывала глаза на его упёртость и недалёкость. Джиму же данное зрелище виделось жалким: он любил Леони, он обожал её внутренний огонь и не в силах был понять, почему такая женщина согласна быть неважно с каким болваном, лишь бы он был.
Теренс на празднество Рождества позвал всю свою компанию, которую приобрёл в Сан-Франциско – человек пятнадцать в целом. Веселились шумно и пили много алкоголя, даже Леони взбодрилась, отдавшись жажде новых знакомств.
Забавлялись как дети: в ванной хлопали хлопушками с серпантином и конфетти, танцевали в гостиной «паровозиком» и играли в угадывание слов по картинкам. Этим взрослым хотелось зимнего чуда, сказки, которая была у них, пока все были маленькими.
Когда праздник дошёл до той стадии, когда некоторые из гостей храпели на диване, кто-то болтал с родными по телефону, а прочие разговаривали, сидя на полу полукругом о хитросплетениях жизни, Джим пригласил Леони танцевать. Играло что-то медленное и романтичное, и нервы Джима пришли в беспорядок, он был пьян и расчувствовался до такой степени, что лепетал мисс Маллиган на ушко любовный бред заплетающимся языком. Леони тихонько смеялась над его нежностью, она обхватила обеими руками его за лицо и стала гладить его скулы. «До чего же ты дурачок, Джим… Перестань это, пожалуйста», – томно, чуть слышно приговаривала Леони.
На следующий день, ближе к вечеру, когда гости стали потихоньку собираться по домам. В квартире поднялся шум, друзья сновали из комнаты в комнату.
Леони, улучив момент, достала себе большое белое махровое полотенце, забежала в ванную комнату и закрыла дверь на задвижку. Повесив сменную одежду на крючки, она подошла к ванной, чтобы открыть кран, и отодвинула одной рукой тяжёлую синюю шторку.