– И не потеряются в междумирье? – удивляюсь я. Интересно, а меня… если я навья, тоже мать сюда привозила?
– На то они и навьи, девочка, – шепчет Хухлик, устремив взор куда-то вверх.
Слежу за его взглядом и восхищённо ахаю. Гибкое тело, элегантные, вальяжные движения, мягкая поступь тяжёлой, мощной лапы. Ее изумрудный взгляд, кажется, прожигает насквозь, гипнотизирует.Красивая очень. С самого верхнего кольца цепи она одним текучим, плавным движением спрыгнула на последнее, крепящееся почти у корней. Там же, между золотыми звеньями вдруг оказалась играющая бликами солнца лежанка. Сев статуэткой, пантера уставилась на нас в гробовом молчании.
– Ну и? – фырчит Тим. – Долго ты памятник будешь изображать?
– Заче-ем-м ты его пр-р-ривёл-л? – неожиданно открывает она пасть, морща чёрный нос и топорща длинные ершистые усы. Голос Милославы и правда завораживает. Словно перезвон колокольчиков, мягкий и звонкий, подхватываемый ветром, он как будто звучит со всех сторон одновременно. Совершенно не вяжется с силой и опасностью хищника, что сидит перед нами.
– Ну так, не серчай, матушка, – мнётся Хухлик, - девочке провожатый надобен.
– Ты бы з-за не-его-о и был, – её зелёные глаза странным образом пульсируют. – А эту… бе-еду ходя-ячую, ви-идеть н-не хочу-у.
– Я тоже за тобой “скучал”, Милка! Аж свербит всё в одном месте, как спешил увидеть. И это не сердце, чтоб ты знала!
Пантера закатила глаза к массивному лбу и совершенно не по-кошачьи фыркнула.
– Какая… кошка между вами пробежала? – спросила тихо, но все услышали.
– Да вот же, девонька, она сама и пробежала, – хохотнул Хухлик. – Прокляли ж их, одновременно. Этот оболтус, на Купалу сарафан её, ради шутки спрятал. А Милослава первой красавицей в навьем всегда была, а пела как, ни одна пташка так не споёт. Вышла с купели, а он давай дразнится.-- А вот нехрен по речкам голым задом сверкать! -- возразил Тим, но на него никто не обратил внимания.-- Ну, она и озверела. Поговаривают, голос вмиг силой налился и грозным рыком по реке разнёсся, а этому — Лиху, как с гуся вода! Девчонке прикрыться нечем было,а Тимофей гогочет...-- Ну тут согласен, дураком был, -- Тим сконфуженно потёр затылок.-- Тут Боги и подоспели, заинтересовались значиться. Как наудачу, а оказалось, на беду, шкура пятнистая на камне лежит. Схватила её Мила, прикрыться, дубинку из ветви Дуба патриаршего вырубленную подхватила, это ж силищи и злости сколько было, да давай его по берегу гонять, переполошили половину навьего: и Болотника с его семьёй, и мавок, и Лешего, даже Яга со старым Кощеем пожаловали. Переворот учинили, погром настоящий! Этот же, – кивнул в сторону Лиха, – бежал, куда ноги несли, спотыкался, падал, корни берёзкам ломал, камни с мест их нерушимых двигал, траву-мураву истоптал. И вот… Я ж то и говорю им, -- цокает нетерпеливо, как будто кто-то подгоняет в рассказе его, – добегались. Боги разгневались, её в ту самую шкуру и обрядили за то, что дубиной махала к Лукоморскому и привязали, а молодца нашего проклятием, чтоб бегал, как тогда: спотыкался, крушил и ломал всё на своём пути.
– Зат-то ср-тазу поня-ттно ста-ало-о, – ворчит кошка, деловито щёлкая хвостом, – Боги-и ум-ма ча-айную-ю лож-жечку-у отве-ес-сили. Всё в удач-чу влили, да и ту-у, в Купал-лу отобр-рали.
– Так, ты ж её, окаянная и забрала! – выкрикивает, не выдерживая, Тим! – Лучшие годы моей жизни, кошка драная, испоганила!
По небольшой поляне разносится грозное шипение, пантера прижимает уши и скалит пасть. Стальные когти скребут по лежанке, мне кажется даже, что вот-вот она спрыгнет и раздерёт нас всех, за компанию к Тиму, на месте.
– Ой, да не рычи! – машет в её сторону Лихо, совершенно не впечатлённый, – всё равно со своего насеста не спрыгнешь.
– А ты-ы и р-рад, да? Смотр-ри, Ти-им, когда-то ж-же найду-у спо-ос-соб, как догоню-ю, ка-ак…
– И что? Ну, догонишь? И что дальше? Девкой — то уже пробовала, не вышло.
– Ес-сли бы к дубу пр-ривязана не была, на лос-скуты бы пор-рвала!
– Так, может, потому и привязана, – Тимофей всё больше и больше распаляется, оставив нас с Хухликом сзади, походит к кошке почти вплотную. Она, вытянувшись в струну, клацнула перед его лицом зубами, да только достать не смогла. – Ну что ты за чудище, красивая же, голос — песня, а вредная - до одури. Выпороть бы тебя… – процедил он.
– С-сам виноват, ес-сли бы не твоя-я выходка, я бы нор-рмальной бабой была. Уж бы и замуж выйти могла.
– Ой да кому ты нужна, с характером таким?! И так не подар-рочек, а как кошкой стала, вообще озверела!
– Ой, вс-сё! Поди прочь, Лихо Одноглаз-зое, – покрутившись на месте, кошка вновь развалилась на лежанке. – Если хочеш-шь, чтобы я твоей дев-вке помогла, ос-ставь нас-с.
– Я не его девка! – попыталась возразить я, но мне показалось, что они оба меня даже не услышали.
– Батюшка, матушка… – залебезил Хухлик, аккуратно трогая Тима за рукав.
– Что?
– Ч-чего тебе? – рыкнули они, оторвавшись от игры в гляделки, почти одновременно.
– Васеньке… помочь бы. Я чего и говорю им, – зашептал в плечо, – хватит собачиться, нашли ж где…