— Руна!
Руна смотрела на него пустым взглядом, так словно не она. Почти безучастно наблюдая, как он задирает еще выше край ткани и теперь смотрит вовсе не на лицо. А туда. В треугольник между ног. И ей некуда от этого не деться. Едва дыша, она медленно выполнила приказ, ощущая, как нечем дышать.
Илья впился взглядом и рассматривал. Он навис над ней, устроился между ее бедер, и Руна смогла с удушающей тщательностью рассмотреть его черты. Одурманенные желанием глаза, светлые волосы, частое возбужденное дыхание, выражение страсти на лице. На ее чувства ему, очевидно плевать. Он медленно начал входить в нее. Вот так, без всего. Без ласки, без потехи, без поцелуя⁉
Руне захотелось кричать. Расцарапать ему лицо, вырваться, убежать. Сделать, хоть что-нибудь против его действий. Она дернулась, пытаясь вскочить, прекратить проникновение горячего внутрь. Остановить вторжение. Илья читая с лица, резко перехватил ее руки, завел их над головой, прижался к ней всем собой. Так что выбил из нее остатки дыхания, заполняя легкие бурлящим отчаяньем.
Она должна была сопротивляться. В следующий миг он заглянул Руне в глаза, выпуская агрессивное не человеческое нутро наружу, зарычал на нее. И она зарыдала. Всхлипнула жалобно. Это было не честно. Если как человек она могла дать сдачи, то, как волчица она реагировала на него, как на возможную пару. Ей хотелось уступать, ей нужно было ему подчиняться.
Илья сделал следующий толчок, заставляя ее вскрикнуть. Низ живота Руны пронзила тупая боль.
— Т-ссс, терпи малышка, — прошептал он, вглядываясь в полные слез девичьи глаза.
Он крепко удерживал девушку, но сам не двигался. Ждал, пока она справится с волной боли и немного придет в себя. Только когда та поутихла, мужчина начал двигаться. Руна чувственно ощутила новый толчок, точный, медленный. Он так крепко держал руки, что ломота в них перекрывала резь между ног. Но не могла сравниться с болью от душевных страданий.
Теперь, когда черта пройдена, началось ее падение. Она обрела новый статус «порченная девка». Руна отвернулась, задирая голову, как можно выше. Она больше не пряталась от собственных чувств, не держала текущие потоком слезы. Закусив губы, и сжав ладони в кулаки, она терпела нарастающие толчки. Пронзительные, горячие, ненавистные толчки, причиняющие приглушенную болезненность и поругание. Больше всего коробило ощущение использованности. Точно она нужник, ночной горшок, ведро, в которое ходят по нужде. И она мирится. Будет терпеть подобную связь, потому что никакого другого выхода нет.
Илья целовал и мял ее грудь, трогал соски, и даже коснулся ее там в самом чувствительном сокровенном месте, но облегчения как недавно в бане Варвары это не принесло. Хуже того, с каждым движением и касанием в Руне, будто что рушилось, умирало. Что-то светлое, хорошее, обнадеживающее. Каждый удар ставил на место. Она каторжанка, она убийца, она падшая женщина, она подстилка. В какой-то момент Илья сделал последний глубокий, напирающий шлепок, и ударный импульс заставил его тело яростно содрогнуться. Он весь задрожал, мышцы пришли в твердое напряжение, горячее натужное дыхание выдыхалось в рык полу хрип. Он кончал в Руну. Замер над ней, тяжело дыша, прижимаясь и изливаясь. Она видела, как напряжение покидает его лицо и оно становится довольным, а он сам испытывает явное облегчение и наслаждение, тогда как она в горьких слезах и муках. Мужчина скатился с нее, переворачиваясь на спину, тяжело дыша.
Руна же выдохнула, переживая себя разваленной и выжатой, не в состоянии пошевелиться, собрать себя воедино, стать целой. Она так и лежала в той же позе, без желания сделать хотя бы движение.
Ведь не долго все было, но кажется вечность. Она обреченно прикрыла глаза.
Илья встал, приблизился к тазу, и налил из кувшина воды. Подошел к лежащей девушке, просунув под спину руки. Руне показалось, что он издевается над ней, и она слабо завыла, заскулила, удивляясь, откуда силы на протест.
— Тише, малышка, — произнес он, ей на ухо, беря на руки. — Я только хочу смыть кровь и переодеть.
— Нет, — ей хотелось сказать, чтобы он не трогал, отстал. Ведь он получил, что хотел. Пусть уходит. Проваливает. Все что угодно, но не беспокоит.
— Да, — голос его слышался холодным и грубым.
— Ненавижу.
Илья резко поставил Руну на пол, на приготовленную тряпку. Взял ее лицо в руки и тряхнул, заставляя посмотреть в глаза. Последняя фраза его несомненно разозлила.