Я на всех парах ретируюсь в спальню и закрываю дверь на замок. От страха сердце бьется так громко, что я едва различаю голоса. Ладони дрожат, колени ватные. Если это ещё какие-то дружки, то замок мне не поможет. Дождусь, когда они уйдут на кухню и убегу в подъезд. Уж лучше там на ступенях пережду, чем здесь — сидеть и не знать чем может закончится эта ночь и кому из них заблагорассудится попасть ко мне в спальню.
— Ты кто такой я повторяю? — папин повышенный голос долетает до меня сквозь вату, забившую уши.
— Оля где?
Застываю, потому что в первую секунду кажется, что я ослышалась.
— На кой тебе моя дочь?
— Так это он привёл её, — следует голос собутыльника.
Не послышалось… Давид.
— Что? Значит, это с тобой Олька шляется?!
— Где она? — игнорирует их нападки Дав. — Оля!
Требовательно зовёт, а я сильнее лопатками в дверь утыкаюсь. Зачем он это делает? Сам же затолкал домой. Когда просила не везти меня сюда, он злость извергал и рассказывал, как ему на меня плевать. А теперь что? Глаза начинают жечь слезы от стыда и обиды.
— Вали отсюда, парень! — заплетающимся языком кричит папа.
— Или мы поможем, — добавляет тот второй.
— Я никуда не уйду, пока Оля сюда не выйдет!
— А ты кто такой? Хмырь её что ли?
— Да что ты с ним говоришь?! За шиворот и с лестницы, а то стоит тут строит из себя хрен знает кого.
— С лестницы улетишь ты, если ещё раз назовёшь её малышкой!
— Чего?? Учить меня будешь?!
Господи!!!
Дрожащими пальцами открываю дверь как раз в тот момент, когда папин знакомый закатывает рукава и идёт прямо на Давида.
— Не надо, — прошу, а у самой голос срывается.
Сердце от волнения трепыхается, как птица в клетке. Не хватало только, чтобы он пострадал от этого пьяницы.
— Оля, это кто? — папа оборачивается ко мне, а Давид в этот момент грубо оттолкнув грузное тело знакомого, и усадив его на скамейку в прихожей, протягивает руку и хватает меня за локоть.
— Идём, — протаскивает к двери.
— Стоять, — дергает меня за вторую руку папа — Ты обалдела? Куда собралась?
От происходящего у меня шумит в голове, и режет глаза. Кажется, что это какой-то сюр. Нервы звенят, в горле дерет ком.
— Давид, не надо, — пытаюсь высвободить руку, но Давид не пускает.
— Ты пойдешь со мной!
— С чего это? Ты сам привёз меня домой, хотя я просила этого не делать, — цежу сквозь зубы, замечая сквозь поплывший фокус, как дергаются его желваки. — А теперь не надо меня жалеть. Езжай и отдыхай, как тебе хотелось!
Тяну руку, но глухая стена, которая вместо того, чтобы не создавать ещё больше проблем, со всей силы оттаскивает меня к лифту, вырвав из некрепкой хватки папы.
— Ты едешь со мной, — припечатывает, а потом возвращаясь в квартиру.