Я не хочу этого. Я чувствую, как жар ползет вверх по моей шее и щекам, смущение от того, какая я влажная, от того, как сильно мое тело жаждет, чтобы он овладел мной. Но я согласилась на это, даже попросила об этом, и я упустила любой шанс на стоп-слово. Все, что осталось, это подчиниться или столкнуться с последствиями.
Выбор, тот, который я сделала. Это все, чего я хотела, все, чего я хочу.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на своего мужа. Его глаза темные и горячие, лицо, напряженное от желания, жестоко красивое, как всегда. Мои трусики скомканы у него в кулаке, и пока я смотрю, он подносит их к носу, глубоко вдыхая мой запах. Я чувствую, как при этом мое лицо вспыхивает, становится красным, и по его улыбке я вижу, что он сделал это намеренно, что он точно знает, как это повлияет на меня.
— Открой свой рот, принцесса.
О боже. О боже, нет. Я морщусь от этого, но выражение его лица не оставляет места для возражений, как я и знала, что их не будет. И вот я приоткрываю губы, открывая рот только для того, чтобы он протянул руку и протолкнул влажный шелк внутрь.
— Когда ты стонешь для меня, ты можешь стонать, ощущая вкус своей собственной сочащейся киски, — рычит он с сильным и грубым акцентом, ясно по-русски. Это возбуждает меня так, как, я знаю, не должно. Тем не менее, это так отличается от всего, что я знала до Виктора, от всего, чего я когда-либо ожидала. Не утонченный и не элегантный, как мужчины, с которыми я выросла. Мой муж, жестокий и неотесанный, лидер Братвы, их Пахан, их Уссурийский Медведь. Мужчина, которого нужно уважать и бояться, иначе он съест тебя живьем и насладится этим. Мужчина, которого я хочу, именно из-за его грубости, из-за того, как он пугает меня и возбуждает одновременно, из-за того, что он одновременно жесток и нежен.
Виктор проводит чем-то по моей заднице, затем другой рукой, чем-то прохладным и мягким, и я поворачиваюсь посмотреть. Он поднимает инструмент, и я тихо ахаю. Это кожаный флоггер, хвосты длинные и мягкие на вид, но я могу только представить, что они не будут мягкими, когда он ударит им по моей коже. Меня снова пробирает дрожь, и Виктор улыбается.
— Это будет в новинку для тебя, принцесса. Но помни, ты согласилась позволить мне делать то, что я хочу. — Он касается моей руки. — Подними это и держи свою прелестную задницу обнаженной для меня, или я накажу тебя дважды.
Я киваю, тяжело сглатываю, пробуя себя на вкус. Он проводит рукой по моей пояснице, надавливая вниз.
— Раздвинь эту задницу для меня, принцесса. Покажи мне, как сильно ты хочешь, чтобы тебя научили. Насколько сильно ты хочешь, чтобы я наказал тебя за то, что ты разговаривала со мной так, как раньше? За дерзость. Покажи мне, как ты хочешь подчиниться.
Меня почти трясет от желания, и я чувствую, какая я влажная, мои бедра липкие от этого, когда я повинуюсь, выгибая спину, чтобы я знала, что он может видеть все это, мою голую задницу, края моей розовой, набухшей киски, сочащейся от потребности в нем. Мои пальцы сжимают шелк моей комбинации. Я чувствую, как они слегка дрожат, когда Виктор заходит мне за спину, прохладный воздух обдувает мою задницу, когда он опускает флоггер, и мягкие кожаные фалды щелкают по моей коже, ударяясь о левую ягодицу.
Я ахаю, резкий треск обжигает, когда он опускает его снова, на этот раз с другой стороны. Он хлещет меня с непринужденной эффективностью, хвосты ударяют по каждой стороне моей задницы и спускаются к ее изгибу, задевая верхнюю часть моих бедер, снова и снова, пока я чувствую, как жар разливается по моей коже. Сначала это была просто боль, просто покалывание, которое с каждым ударом становилось ярким, острым и все болезненнее, распространяясь вниз по моим бедрам. Но по мере того, как это продолжается, я чувствую, что это начинает превращаться в удовольствие, этот жар согревает мою кожу, превращается в сияние, от которого моя спина выгибается дугой, а бедра раздвигаются шире.
— Вот так, принцесса, — рычит Виктор, делая паузу, чтобы снова провести флоггером по моей краснеющей плоти. — Раздвинь эту великолепную задницу для меня. Ты хочешь этого, не так ли, малышка? — Его голос заставляет меня дрожать от желания, грубый и полный неизбежной потребности, которая только усиливает мою собственную. Я могу сказать, насколько он возбужден, и внезапно понимаю, что для него это тоже упражнение в самоконтроле, растягивающее наказание, когда он заставляет себя ждать, чтобы взять меня, упиваясь собственным удовольствием. — Еще, — бормочет он, проводя флоггером по моей коже. — Да, ты можешь взять больше. Не так ли, моя принцесса?