– Не тяни, – подсказала мужу Анна, когда юноша сделался непозволительно бледен.
Роберт остервенело стиснул край скатерти в своей огромной руке. На его крепких скулах буграми заходили желваки.
– Разве вы еще не догадались? Я повторяю: тут нет моей вины. Я просто исполнил прихоть дамы.
– Ты просто позарился на деньги! – с неприсущей ей доселе смелостью выпалила Анна. – Бестолочь! Как ты мог позволить женщине с ее поведением, с ее манерами отправиться одной в непогоду, на ночь глядя, верхом по незнакомой дороге?! Каким местом ты думал?! Пьяница!
Роберт вскочил, пунцовый от гнева и подспудно снедающей его вины.
– Молчи! Я же сказал, что не виноват! Она сама хотела; от деревни до фермы рукой подать!
– Ты не понимаешь, что теперь нас всех ждет! – и жена, яростно притянув мужа за ворот куртки, принялась что-то горячо шептать ему в самое ухо. Неизвестно, сколько бы еще выясняли отношения между собой эти двое, если бы не прозвучал дрожащий, озябший под напором страха голос:
– Она жива?..
Даниэль, не видя перед собой ничего, кроме образа почти любимой, почти родной женщины, с трудом сдерживал себя. Его смятенная душа трепетала, зубы выстукивали дробь. Сникнув, он вновь переживал воображением свои самые мучительные минуты и явственно чувствовал боль, которую сейчас, должно быть, испытывала Экла.
Анна и Роберт мрачно смотрели на юношу, который ждал их слов, как подсудимый – приговора.
– Жива, – произнес наконец фермер. – Она в доме доктора Сормса. Всё случилось прямо на глазах. Не успели мы войти под навес забегаловки, как услышали крик. Экла достигла конца улицы, когда грянул гром. Молния ударила в дерево, и это испугало лошадь. Животное вскинулось на дыбы, а всадница попросту не удержалась. Она рухнула наземь в тот же миг… Тогда у меня, кажется, перестало биться сердце. Мгновенно протрезвев, я бросился к ней, и пока остальные ловили лошадь, я попытался привести Эклу в чувства. Мои усилия пропали даром: она была без сознания. Послали за доктором. Дальнейшее происходило без меня – я бросился за вами вдогонку. Вы муж Эклы – вам расхлебывать эту кашу. Лично я умываю руки.
– Вы нужны ей…- Виноватой ужимкой Анна смягчила грубость Роба.
Даниэль поднялся и, прихрамывая, подошел к двери. Его лицо приобрело странный оттенок, как если бы вдруг утратило всякий живительный огонь, лишь воспаленные глаза засверкали нервическим блеском. Он шатался подобно тонкому хилому деревцу и, достигнув дверного проема, ухватился за косяк.
– На рассвете вы сможете навестить ее, – добавил Роберт.
Повисло молчание. Люди выжидающе смотрели друг на друга. Кто-то думал о грядущих последствиях для самого себя, кто-то – о зависти и мести, а кто-то – об упущенном и недоговоренном. Даниэль, вдруг распрямив согбенные плечи, с внезапным ожесточением посмотрел на Эйприл.
– Ты довольна?! – глухо воскликнул он.
В глазах девушки, казалось, промелькнула тень минувших событий, а в ушах вновь прозвучал стук упавшего ножа.
– Мне жаль, – прошептала раскаявшаяся дикарка.
Даниэль прикрыл рот дрожащей рукой, чтобы сдержать неосторожное слово.
Анна и Роберт переглянулись. Быть может, в их очерствелых сердцах всколыхнулись отголоски возвышенного: близкая любовь, близкое горе, острота чувств – освежили в памяти ушедшие дни юности… Супруги потупились, стараясь ненадолго побороть в себе рой низменных страстей.
Даниэль беззвучно плакал.