Людмила Сергеевна постучалась и раскрыла дверь.
— Василий Михайлович, я пришла представить вам вашу коллегу, — начала она, подзывая меня рукой.
Кто бы только знал, как мне не хотелось сейчас входить в этот кабинет к Василию Михайловичу, но, покорившись, я сделала шаг и оказалась под пристальным взглядом небольшого класса и его учителя — лысоватого маньяка Василия Михайловича.
Увидев меня, он вскинул брови в удивлении, но ничего не сказал, чему я даже была благодарна.
— Василий Михайлович, дети, это Надежда Львовна — наш новый учитель труда, — представила Людмила Сергеевна.
— А мне так нравилось забивать гвозди в табуреты, — иронично заметила одна из учениц — черноволосая красавица с тяжелым взглядом.
— Юбка, как у Ирки, да? — прошептал кто-то, и я ощутила, как щеки заливаются предательским румянцем.
— Добрый день, — коротко выдавила я.
— Ну что, Надежда Львовна, — издевательски улыбаясь, произнес Василий, — Рад видеть вас в нашей школе! Уверен, мы подружимся.
Подмигнув мне в своей маньяческой манере, Василий Михайлович хохотнул и обратился к ученикам:
— Чего рты раскрыли? Возвращаемся к работе!
Отвернувшись, дети занялись своими делами, а я поспешила покинуть кабинет, слыша, как директриса на прощание говорит девочкам:
— На следующей неделе вы идете на урок в двести восьмой кабинет.
Я подняла глаза, заметив табличку «208» прямо напротив.
— Могу я посмотреть? — Я кивнула на свой кабинет, когда директриса вышла и заперла дверь.
— Да, там должны были уже убраться, — Людмила Сергеевна дернулся ручку, и дверь двести восьмого кабинета распахнулась. — Входите, располагайтесь. Когда закончите, зайдите ко мне. Оформим документы.
Я кивнула и, оставшись одна, прошла в кабинет.
Это было небольшое помещение с пятью партами, на которых были установлены советские швейные машинки, которые по тяжести могли сойти за штангу в спортзале. Стол учителя располагался в углу, и меня даже порадовало то, какое расстояние было между столом учителя и детскими партами. Чем дальше — тем лучше.
Я приехала сюда не дружить с учителями, не воспитывать учеников, не строить из себя хорошего преподавателя. Мне нужно лишь сшить пару дурацких фартуков, а так не успею оглянуться — и год пройдет.
Лишь бы эти допотопные машинки вообще работали.
Вот и проверим. В конце концов, мне нужно разобраться с своими брюками.
Глава 4
Конец сентября. Золотая осень резко закончилась, и мое пребывание в Булкине стало еще более удручающим. Квартира, которую для меня сняла Гела, за неделю так и не преобразилась, ведь в этом захудалом городишке вряд ли отыщется сервис, способный из унылого помещения с обоями в мелкий горошек создать интерьеры Метрополя.
За окном унылая темнота и мерзкий накрапывающий дождик. Еще слишком рано, чтобы идти в школу, хотя я уже полностью готова к тому, чтобы пережить этот кошмар. Легкий дневной макияж, длинные золотистые волосы, собранные в низкий хвост, черная юбка-карандаш и укороченный жакет добавляли мне уверенности в собственном профессионализме.
Всю неделю я прослушивала курсы психологов о том, как вести себя с подростками, и, окончательно устав от всего этого, приняла важную для себя мысль.
Да, я не преподаватель, так что я не должна заниматься детьми. Эти пятнадцатилетние девочки явно уже сами разобрались со своим воспитанием, и наставник в моем лице им не нужен. Я пришла в школу только для того, чтобы доказать жениху, что достойна быть рядом с ним в тех условиях, которыми он располагает. В самых шикарных условиях. И я вытерплю год в периферийном Булкине, чтобы переродившимся фениксом вернуться в роскошный особняк Антона и под марш Мендельсона, сыгранный живым оркестром, выйти замуж за мужчину своей мечты.
А девочки…Девочкам от меня нужно одно — чтобы я не напрягала их глупым уроком труда.