Я поворачиваюсь к нему, он делает шаг назад, всё ещё улыбаясь своей дерьмовой ухмылкой. Клянусь Богом, мне хочется причинить ему физическую боль.
— Мы никогда не спорили на таких условиях. У меня есть всё время в мире.
Ухмылка пропадает.
— Это жульничество, братан.
— Я так не думаю, братан, — улыбаюсь я, чувствуя себя прямо сейчас довольно хорошо. — Это может занять некоторое время, но я выиграю это пари.
— Как скажешь, — бормочет он.
— Хочешь удвоить или нет? — спрашиваю.
Он на мгновение замолкает, потирая челюсть и обдумывая моё предложение.
— Если она узнает про пари, она возненавидит тебя до глубины души.
Пожимаю плечами, игнорируя внезапный страх, от которого мой желудок сжимается.
— Она уже ненавидит меня до глубины души. Так какая разница?
— Разница в том, что она возненавидит тебя ещё больше, если ты поспоришь на неё и она поймает тебя. Особенно, если вы двое, в конечном итоге, переспите — уверен на все сто. — Он делает глубокий вдох. — Всё или ничего. Первоначальная ставка, как мы и договаривались, или я пас. Господи, Джейд убьёт меня, если узнает, что я с тобой заодно.
Только поглядите на Шепа и его сознательность.
— Просто не рассказывай ей. Неужели тебе действительно нужно признаваться Джейд во всём, что ты делаешь и говоришь? — колко интересуюсь.
— Вообще-то, да. У нас нет секретов друг от друга, — он смотрит на меня без тени юмора. — Ты не понимаешь, на что это похоже.
— Я и не хочу понимать. Поверь мне, — я достаю телефон и просматриваю контакты, прежде чем начать печатать.
— Кому ты пишешь? — Шеп звучит так, словно его вот-вот прошибёт холодный пот и стошнит. Нервный засранец.
— Не то, чтобы это тебя касалось, но я пишу Келли.
— Она с Джейд, ты, тупица, — он пытается вырвать телефон из моих рук, но я отворачиваюсь, прежде чем он успевает схватить его.
— Настолько боишься свою девушку? Господи, держи себя в руках, — поворачиваюсь к нему спиной, заканчиваю сообщение и нажимаю «Отправить».
«Мне нужна услуга.»
Ответ Келли последовал почти мгновенно.
«Если ты хочешь поцеловаться, мой ответ «нет».
Качаю головой и отвечаю.
«Кажется, ты одержима мной.»
«Мечтай. Что тебе надо? Я зависаю с девчонками.»
«Я в курсе. Мне нужен номер телефона.»
«Чей?»
«Александрии.»
Несколько секунд она не отвечает, и я чувствую, как Шеп расхаживает позади меня.
— Ты сволочь, — бормочет он.
— А ты сволочь, которая боится своей подружки. Поверь, я не стану втягивать её в это, — я пялюсь на экран, желая, чтобы появилось сообщение. И оно приходит.
«Я не должна давать его тебе.»
«Почему, чёрт возьми, нет?»
«Не думаю, что ты ей так уж нравишься. Она, скорее всего, разозлится, если узнает, что я дала его тебе.»
«Позволь мне побеспокоиться об этом.»
Они все злятся на меня. Они все ненавидят меня. Потому что я говорю и делаю то, что хочу, и мне плевать, что думают другие. У меня чёрствое сердце, как и моя чёрная душа, и мне абсолютно всё равно.
С каждым днём я всё больше и больше становлюсь похожим на своего старика. А вот кто мягкий, так это мама, которая потеряла всё своё дерьмо и чуть не лишила себя жизни. Именно отцовская внешняя невозмутимость и суровая решимость помогли им пережить трудные времена.