— Ты в порядке? — Спросил Даррен, отрывая меня от мрачных мыслей. — Шэннон?
— Где все? — Спросила я, отогнав воспоминания.
— Мальчики у няни, — объяснил он. — Я не смог взять их с собой, чтобы забрать тебя, а мама на занятиях, которые организовала Патриция.
Патриция — социальный работник, приставленный к нашей семье, а класс — группа по воспитанию детей.
Я чуть не закатила глаза от этой мысли. Чему они собирались ее там научить? Не позволять мужу бить своих детей? Не убегать на несколько дней и не оставлять своих детей без еды? Не укладываться неделями в постель и не бросать нас на произвол судьбы?
Все это должен был подсказать ей здравый смысл.
Конечно, социальные работники всего этого не знали. Им преподнесли фразу "бедная, избитая жена отчаянно пытается обезопасить своих детей", которую Даррен заставил нас репетировать до посинения. Я съежилась при мысли о том, как он сформулировал эту фразу для младших мальчиков. Они, должно быть, чувствуют себя такими растерянными.
Она такая же жертва, как и все мы, сказал Даррен. В какой-то степени я была с ним согласна, или, по крайней мере, привыкла. Но в жизни наступил момент, когда я перестала оправдываться перед своей матерью, и это время пришло и ушло несколько месяцев назад.
— Ты хочешь поговорить? — Спросил Даррен, зависнув в дверях. — О папе?
Я покачала головой.
— Ты уверена?
Я непонимающе уставилась на него. Я не была уверена, чего он ожидал от меня. Довериться ему? Я так и думала. Он был таким же незнакомцем для меня, как и бесчисленные авторитетные фигуры, с которыми я была вынужденв аразговаривать. Лгать.
— А как же Джоуи? — Я задала вопрос, который был для меня самым важным. — Где он?
Даррен тяжело вздохнул. — Я не знаю.
— Ну, он был дома? — Спросила я, мой тон стал жестче от моего возмущения. — Он спал здесь с тех пор, как ты вернулся?
Он покачал головой. — Не видел его с тех пор, как попала в больницу.
— Ты звонил его девушке? — Спросила я, чувствуя, как бешено колотится мой пульс. — Ты не знаешь, он с Ифой?
— Джоуи сам себе хозяин, — ответил Даррен. — Он взрослый. Ему больше восемнадцати…
— Едва ли, — выдавила я. Их устраивало отсутствие Джоуи. Без Джоуи все вернулось бы на свои места. Джоуи был осложнением, с которым ни мама, ни Даррен, казалось, не хотели иметь дела. — На Рождество ему исполнилось восемнадцать, и он все еще учится в школе. Вряд ли это делает его взрослым.
— Шэннон, если он хочет остаться в стороне, я ничего не могу с этим поделать.
— Он не хочет оставаться в стороне, Даррен, — огрызнулась я. Мы все были продуктом нашего окружения. А Джоуи? Джоуи разозлился. — Он не хочет находиться с ней в одном доме!
— Ну, нравится ему это или нет, но так случилось, что она его мать, — огрызнулся Даррен. — У него есть комната в этом доме, если он этого захочет. Дверь для него всегда открыта. Это его выбор, если он хочет действовать, а не сотрудничать. Я не могу заставить его остаться.
— Действовать? Не сотрудничать? — Я сузила глаза и подавила желание закричать. — Он делает это, потому что ему больно, и никто его не слышит. — И особенно ты!
— Тогда ему нужно сесть и рассказать о том, что он чувствует, — простонал Даррен. — А не бегать вокруг, стуча кулаками по своей окровавленной груди. — Он провел рукой по своим темным волосам, явно расстроенный. — Я хочу помочь ему, Шэннон. Я хочу. Но я не смогу этого сделать, если он не позволит мне.
Я открыла рот, чтобы ответить, но вместо этого просто покачала головой.