— Ну? — спрашивает он, глядя на меня так, словно чего-то ждет.
— Ну что? — спрашиваю я.
— Ну, а где моя половина?
Ты, должно быть, издеваешься надо мной, черт возьми.
— Он у твоего отца, Бо. Если хочешь, иди и забери.
Его челюсть сжимается, когда он пристально смотрит на меня, выглядя так, словно он уже потерял терпение, и мне хочется убежать.
Я ненавижу то, что Бо заставляет меня чувствовать, как будто я уже потерпела неудачу, даже не попытавшись. Как будто я не что иное, как постоянное разочарование, независимо от того, пыталась я вообще произвести на него впечатление или нет.
Затем он хватает меня за руку и отводит в сторону, чтобы мы не мешали пешеходному движению в торговом центре.
— Шарли, ты же знаешь, я не разговариваю со своим отцом. Если ты пошла и взяла у него деньги, то где мои?
— Он отдал мне половину залога, Бо. Это то, что мне причиталось, так что это то, что я взяла. Ты можешь сам отвечать за свою половину.
— Бо… — Элла зовет его с середины широкого прохода, но он просто протягивает ей руку.
— Господи, Шарли! Ты должна была забрать весь чек, чтобы я мог получить свою долю. Ты просто… тьфу!
Примерно на середине этого предложения до меня доходит, что мне больше не нужно стоять рядом и слушать его. Я больше не принадлежу ему и ничем ему не обязана. Поэтому, прежде чем он успевает закончить то, что говорит, я разворачиваюсь и ухожу.
Я не ругаюсь на него и не говорю ему, какой маленькой и глупой он заставляет меня чувствовать себя. Но мне приходится сдерживать слезы, когда я добираюсь до выхода из торгового центра, слыша, как он кричит мне вслед.
Когда я остаюсь одна, мне становится немного легче.
Однако его голос все еще звучит в моей голове, постоянно напоминая мне, какая я неудачница.
ПРАВИЛО № 7: НЕ ПЯЛЬСЯ СЛИШКОМ ДОЛГО НА ДЕКОЛЬТЕ СВОЕЙ НОВОЙ СЕКРЕТАРШИ
Эмерсон
Я был готов к тому, что Шарлотта появится у меня дома в тех же черных ботинках, в которых я видел ее уже дважды.
Я был готов к тому, что она будет неуклюжей и нервной.
Я даже был готов к тому, что она опоздает.
К чему я не был готов, так это к тому, что она появилась на пять минут раньше в почти прозрачной блузке и черной юбке-карандаш, от вида которой у меня зачесались руки.
Крайне неуместно так смотреть на свою секретаршу и бывшую девушку сына, я знаю, но в свою защиту скажу, что я не привык иметь в своем офисе плутовскую сотрудницу.
Желание увидеть ее стоящей на коленях в этом наряде чертовски болезненно.
— Доброе утро, — говорит она, входя в мой дом в 8:55 утра.
Мой взгляд останавливается на ее темно-красной помаде.
Она что, пытается подшутить надо мной?
— Доброе утро, — ворчу я.
Ее каблуки цокают по мраморному полу, когда она следует за мной в дом.
Указывая на шкаф в прихожей, я показываю ей, куда положить вещи.
— Куртка?
— О, — заикаясь, произносит она, начиная сбрасывать тяжелое шерстяное пальто.
Положив руку ей на плечо, я останавливаю ее и мягко заставляю повернуться.
Когда она поворачивается ко мне спиной, я снимаю пальто с ее крошечного тельца, позволяя своему взгляду задержаться на мягких волосках, касающихся ее шеи сзади.
После того, как я вешаю ее куртку на вешалку, она оборачивается, и мой взгляд сразу же опускается вниз, останавливаясь на ее груди.
Я был неправ. Рубашка почти не прозрачная… Она полностью прозрачная, а под ней черный кружевной лифчик. Что случилось с девушкой, катавшейся на роликовых коньках, или с той, что была одета во все черное на днях?
Это похоже на засаду, к которой я не был готов.
— Кофе? — Спрашиваю я, потому что мой разум, кажется, зациклился на неубедительных фразах из одного слова.
— Нет, спасибо.
— Тогда заходи, — отвечаю я, слегка кладя руку ей на поясницу, а другой указывая в сторону моего кабинета.